Прощальный подарок Жужелицы
Шрифт:
Тогда, после кризиса 1998 года, большинство жителей Ямова оказались в нищете. Каждый выживал, как мог. Некоторые потерявшие работу горожане стали грабить пригородные дачи. Злоумышленники калечили двери и выдирали решетки из окон садовых домиков, выламывали двери, срезали провода, забирали каркасы парников, алюминиевую посуду и другие изделия из цветного металла, чтобы сдать их в приёмные пункты.
Большинство хозяев обобранных дач не писали заявления в милицию, понимая, что это бессмысленно. Большинство… но только не Вирятин. Он тогда был относительно молод и самонадеян.
Жена
Внутри домика все двери были тоже изувечены. Не сохранилось ни одного предмета из цветного металла, кроме упавшего за кровать медного молотка. Пропали парник, чудо-печка, тарелки и вилки, два самовара…
Их пропажа расстроила семью Вирятиных больше всего. Милиция, куда они обратились, вела следствие ни шатко ни валко, преступников искать ленилась… и супруги решили расследовать преступление самостоятельно.
Первым делом Павел Валентинович обратился в ООО «Милосердие», которое владело расположенным недалеко от садового товарищества приемным пунктом цветмета. Его хозяин разрешил незадачливым дачникам обследовать полки с предметами из цветного металла, и на одной из них жена Вирятина самовар – бронзовый, большой и, что самое главное, не повреждённый. Подарочная гравировка на нём не оставляла места для сомнений в том, кому он принадлежал ещё несколько дней назад.
Начальник приёмного пункта без препирательств отдал самовар Павлу Валентиновичу…но тут Вирятины совершили непоправимую ошибку: они сообщили о находке следователю.
Наивная чета надеялась, что милиция поспешит в ООО «Милосердие» и начнёт искать воров. Не тут-то было! Прошёл день, другой, третий… и, наконец, Вирятины отправились туда сами. Работники фирмы, сочувствую их горю, порылись в журнале и нашли имя человека, который сдал самовар.
Так без малейшего участия органов правопорядка был найден преступник. «Детективам» это стоило не только времени и нервов, но и… самовара: следователь изъял его как вещественное доказательство. На время, разумеется. Потом вернул, но без крана: тот пропал во время перемещений предмета по милицейским коридорам и кабинетам. Найти ему замену Павлу Валентиновичу не удалось до сих пор…
Дописывая ненавистную статью и вспоминая печальную историю о самоваре, Павел Валентинович всё больше и больше погружался в хандру и задумчивость, из которой его вывел телефонный звонок.
Это была не та мелодия, которую Вирятин закрепил за номером Марины Вячеславовны.
Кто же это мог быть? Сумасшедший изобретатель, жаждущий публикации о своём «вечном двигателе»? Обиженный силовиками предприниматель? Житель хрущёвки с протекающей крышей и затопленным подвалом? Въедливый читатель, который нашёл в последнем номере орфографические или фактические ошибки? А вдруг…
«Неужели Ирина?» – подумал он и взял смартфон.
Однако на экране не высветилась надпись «Дремлюгина». Только цифры. Значит, звонил неизвестный человек.
Поколебавшись секунды
– Павел Валентинович! Меня зовут Камран. Я представляю курдскую диаспору. Могу ли поговорить с вами не по телефону?
– О чём? – насторожился Вирятин.
Несколько лет назад он расследовал махинации ООО «Рустам». Эта фирма, хозяин которой был курдом, закупила в Калмыкии больше четырёхсот барашков и привезла в Ямовскую область. Ветеринарную экспертизу животные прошли лишь через три месяца после своего прибытия, когда половина их была уже пущена на шашлыки. Пробы крови показали, что все овцы страдали от бруцеллеза. Значит, была больна вся привезённая из Калмыкии партия животных.
Вирятин целый месяц выдерживал психические атаки взбешённых сотрудников фирмы. Работать ему не давали, хорошо хоть не избили…
Павел Валентинович помнил эту историю во всех деталях, и общаться с Камраном ему совсем не хотелось.
– О чём хотите поговорить? – повторил он свой вопрос.
– Как о чём? – ответил Камран. – О вашей статье. Про выставку в краеведческом музее.
– Чем она вас не устраивает?
– Наоборот, Павел Валентинович! Мы вам очень благодарны за неё. Вы там упомянули Эдвина Грантовского. Могли бы ещё и Олега Вильческого. Оба они считали, что мидяне, а значит, и курды – прямые потомки людей срубной культуры.
«Необычный какой-то курд!» – подумал Вирятин: те члены диаспоры, которых он знал, были людьми невежественными и либо работали в строительном бизнесе, либо держали придорожные кафешки.
– Я не археолог и даже не любитель краеведения. О чём именно вы хотите со мной поговорить?
– Это не телефонный разговор, – ответил Камран. – Давайте встретимся через час в летнем кафе возле площади Ленина. Возьмём пиво и шашлыки…
– Шашлыков не надо! – испуганно сказал Павел Валентинович.
– Хорошо, тогда креветок… и побеседуем за кружкой пива.
Через час *
Когда Вирятин подошёл к открытому кафе, навстречу ему поднялся высокий полноватый мужчина лет сорока. На нём был льняной костюм и шёлковая белая рубашка. На фоне его дорогой одежды несколько странно смотрелись четыре кружки с разливным пивом, пусть и «Крушовице», и незамысловатая закуска.
Смуглую шею Камрана украшал золотой фаравахар – зороастрийский символ, изображение царя в персидской тиаре с опоясывающим его талию крылатым кольцом. Курд поймал любопытствующий взгляд Вирятина:
– Не удивляйтесь. Я не мусульманин, а езид. У нашей религии много общего с зороастризмом. И я вовсе не строитель, не торговец наркотиками и не хозяин шашлычной, как вы могли подумать, а человек из высшей духовной касты. Работаю в идеологическом подразделении Ассоциации общин Курдистана. Я – один из тех, кто приближают день, когда курды обретут собственное государство. Вы что-нибудь знаете о нашей борьбе?
– Слышал, что вы боритесь за автономию, – кивнул Вирятин. – Видел ваши манифестации в защиту Абдуллы Оджалана. Его, кажется, турки посадили в тюрьму.