Прощальный взгляд
Шрифт:
Ник отвечал запинаясь, словно память его работала с перебоями, как телетайпный зуммер.
— Я шел из школы, а этот человек позвал меня прокатиться в его машине. Я знал, что нельзя садиться в чужие машины. Но он очень меня просил. И мне стало его жалко. Он был совсем старый и больной. Он меня все расспрашивал, кто моя мама да кто папа и когда и где я родился. А потом сказал, что он мой отец. Я не очень ему поверил, но мое любопытство он раззадорил, и я отправился с ним в бродяжий квартал. Он завел меня за заброшенное депо. Там догорал костер, мы подбросили
Бледное лицо Ника оставалось спокойным, но я слышал его учащенное дыхание.
— Что вы сделали с револьвером? — спросил я.
— Ничего. Бросил там же, на складах, и пошел домой. Рассказал обо всем родителям. Сначала они мне не поверили. Потом в газетах напечатали про труп. Тогда они поверили и потащили меня к доктору Смизерэму. И с тех пор, — добавил он с разъедающей душу горечью, — мы с ним не разлучаемся. Не могу себе простить, что не явился тогда же в полицию, — сказал он и поглядел на мать; та отвернулась.
— Вы тогда еще не могли ничего решать, — сказал я. — А теперь давайте перейдем к убийству Сиднея Хэрроу.
— Господи, да неужто вы думаете, что и Хэрроу убил я?
— Вы сами так считали, помните?
По его глазам было видно, что он мучительно напрягает память.
— Я тогда не очень понимал, что со мной происходит. И что хуже всего, мне действительно хотелось убить Хэрроу. В тот вечер я явился в «Сансет», чтобы свести с ним счеты. Джин мне сказала, где он остановился. В номере его не оказалось. Я нашел его на берегу, в машине.
— Живым или мертвым?
— Мертвым. Револьвер, из которого его застрелили, валялся около машины. Я поднял его — хотел рассмотреть получше, и тут в моей голове что-то щелкнуло — земля буквально ушла у меня из-под ног. Сначала я подумал, что это землетрясение. Потом понял: со мной творится что-то неладное. Я перестал понимать, что происходит, меня непреодолимо тянуло покончить с собой. — И добавил: — Мне казалось, револьвер ждет, что я из него выстрелю.
— Вы уже раз из него стреляли, — сказал я. — Это тот самый револьвер, который вы бросили на железнодорожных складах.
— Как это могло случиться?
— Я и сам не понимаю как. И тем не менее, это тот самый револьвер. Данные баллистической экспертизы, проведенной полицией, не оставляют сомнений. Вы уверены, что бросили револьвер около трупа?
Ник снова смешался. Он беспомощно вглядывался в наши лица, потом потянулся за темными очками и надел их.
— Около трупа Хэрроу?
— Около трупа Элдона Свейна. Того человека на складах, который уверял, что он ваш отец. Скажите, Ник, вы оставили револьвер около его трупа?
— Да. Я помню, что не взял его домой.
— Значит, его подобрал кто-то другой, хранил у себя все эти пятнадцать лет, а затем застрелил из него Хэрроу. Но кто бы это мог быть?
— Не знаю, — Ник медленно покачал головой.
Смизерэм сделал шаг вперед.
— С него довольно. К тому же так вы ничего не выясните. — Глаза у доктора были встревоженные, но тревожился он за Ника или за себя, трудно сказать.
— Ошибаетесь, доктор, я довольно много выяснил. Да и Ник тоже.
— Верно. — Ник поднял глаза. — Тот человек на складах действительно был моим отцом?
— Об этом следует спросить вашу мать.
— Это правда, мама?
Айрин Чалмерс обвела глазами комнату с таким видом, словно ее заманили еще в одну ловушку. Но наше молчание испугало ее.
— Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы. Вам этого не дождаться, — сказала она.
— Следовательно, он мой отец.
Айрин молчала. Она сидела, опустив голову, и ни разу не подняла глаза на сына. Тратвелл встал и положил руку ей на плечо. Она потерлась щекой о его пальцы. Ее безупречная кожа невыгодно оттеняла старческие коричневые пятна на его руках.
— Я знал, что Ларри Чалмерс мне не отец, — повторил Ник настойчиво.
— Как вы об этом узнали? — спросил я его.
— Из его военных писем. Я сейчас не могу точно припомнить дат, но там была какая-то путаница во времени.
— Поэтому вы взяли письма из сейфа?
— Не совсем. На даты я наткнулся случайно. Ко мне явились Сидней Хэрроу и Джин Траск и рассказали, будто мой отец... будто Лоренс Чалмерс совершил преступление. Вот я и взял письма, хотел им доказать, что они ошибаются: ведь во время ограбления отец был еще в плавании.
— Какого ограбления?
— Джин утверждала, будто Чалмерс украл деньги у ее семьи, вернее, у ее отца — речь шла об огромной сумме денег, чуть ли не о полмиллионе долларов. Но его письма доказывали, что Джин и Хэрроу не правы. В тот самый день — по-моему, это случилось первого июля сорок пятого года... — мистер Чалмерс находился на борту своего авианосца. — И добавил с грустной иронией: — Но, доказав это, я тем самым доказал, что мистер Чалмерс не может быть моим отцом. Я родился 14 декабря сорок пятого года, а за девять месяцев до этого, когда меня должны были... — он поглядел на мать и осекся.
— Зачать? — подсказал я.
— Ну да, когда меня должны были зачать, мистер Чалмерс находился на борту своего корабля, в районе военных действий. Ты слышишь меня, мама?
— Слышу.
— И больше тебе нечего прибавить?
— Не надо ополчаться против меня, — сказала она тихо. — Я твоя мать. И какое имеет значение, кто твой отец?
— Для меня — большое.
— Забудь об этом. Неужели ты не можешь забыть?
— Письма при мне. — Я вынул из бумажника те три письма и показал Нику. — Мне кажется, вас интересовали именно эти?