Прощание колдуна

Горюнов Юрий

— Но вмешались же, — снова повторил я.

— Ну что ты, какой упрямый. Забрали то, что было дано без надобности. Вот ты дашь ребенку гранату? Нет. Потому как он не знает ее силы, и последствия могут быть печальны. Так и здесь. Чтобы она случайно не навредила. Они руководствуются добрыми побуждениями.

— Как вы с этим со всем живете? Тяжело, наверное.

— Привык уже. Сначала было тяжело.

— Но с вашими возможностями вас знает только узкий круг людей, а могли бы помочь многим.

— Кто хотел, тот узнал

обо мне, кто хотел помощи, тот ее получил. Мне слава не нужна. Ни один уважающий себя колдун не будет заявлять о себе ни по радио, ни по телевизору. Сейчас включишь телевизор и видишь — потомственные гадалки, ведьмы, экстрасенсы. Раньше и слова такого не знали. А ведьмы? Это же от слова ведать. Ведьмы живут тихо, спокойно, а эти рекламируют себя. Зачем? Привлечь больше народа к себе? Заработать больше денег? Или слава нужна? Что с ней делать? Деяния надо проводить без афиш. Потомственные способности, конечно, лучше передаются по наследству, по крови, но главное по природе. Это не дом, который можно передать. Династия здесь не всегда существует. Певец не может передать свой голос по наследству. Так и у нас. Выбираем не мы, выбирают за нас. А этим все по наследству. Что? Рецепты, заклинания. Это можно отдать, но если природа не наделила тебя даром, то книги не помогут.

Увешают себя всякими амулетами, а не разумеют, что один мешает другому. А если их много, значит тот, который для тебя, так и не найден. Мне слава не нужна. Кому суждено, дорогу найдет.

Я задумался. Никогда не обращал внимания на эту сторону жизни. Я жил в другом ритме, по другим правилам, и впервые столкнулся с непонятным мне миром. Хорош он или плох не в этом дело, в нем живут такие же люди, но мыслят иными категориями. Я соприкоснулся с этим миром и неизвестно, как теперь будет идти моя жизнь. А может быть спросить?

— Степан Никодимович, что касается меня, можете сказать?

Он усмехнулся:

— Не думаешь же, ты, что я смотрю на тебя и все знаю наперед. Это не так. Надо настроиться, а мы ведем беседу. Но не проси, даже пытаться не буду. Запомни. Нельзя жизнь, как книгу прочитать с конца. У тебя свой путь, который ты выбираешь сам, по своему разумению.

— Жаль. Интересно было бы.

— Не всем интересам надо потакать. Ты начинаешь догадываться о главном. Зачем? А не как?

— Ну почему же? Интересно, как происходит ваше общение, если нужна помощь.

— С кем? Я же никого не вижу, а слушаю себя, конечно с учетом опыта жизни. А уж сам с собой разговариваю или подсказывает кто, не знаю. Но веду разговор с собой на языке чувств.

— Не очень разумный и точный язык.

— Зато понятный. Разве не так?

Я согласился с ним и решил попробовать сменить тему. Все услышанное надо было осмыслить.

— Если у меня потом появятся вопросы, могу их задать?

— Задать можешь, ответ можешь не услышать.

Я понял, что он все-таки не договаривает

и знает больше, чем говорит.

— А как у вас оказалась Наташа? Сегодня был в роще и встретил ее там. Она вам родственница?

— Чужая. Она тебе говорила о своей трагедии?

Я кивнул в знак согласия.

— У нее сложный период был, психологический надлом. Вот ноги и привели ко мне, и я попытался ей помочь.

— Удалось?

— Удалось. Она вернулась к нормальной жизни. А потом стала приходить, хоть я не просил ее. Я не возражаю, и сам еще могу, но возможно это ей надо больше, чем мне. Да ты не смотри, что она такая молчаливая порой. Она веселая, радостная. Полностью соответствует настоящему времени. На тебя вот глаз положила, как и моя Ксюшка.

— На меня? Я-то ей зачем? С чего вы взяли?

— Здесь нет чуда, здесь простой опыт жизни, по глазам увидел. Ты мужчина видный. А зачем? Не мое это дело, хотя зачем мужчина одинокой женщине, думаю объяснять не надо. Так что если получиться пообщайся с ней, она умная, интересная.

— Я это заметил. Я даже сам предложил поговорить, если у нее будет желание, но у нее, думаю, нет недостатка во внимании со стороны мужчин.

— И правильно сделал. А недостатка нет, но нет и порыва к ним с ее стороны.

Мы оба замолчали. Я взглянул на фотографии, что на стене:

— А вот ваша жена, — начал я, но он меня прервал.

— Об этом поговорим потом. Я тебе хотел сказать о Ксюше… — вдруг замолчал, прервав себя, а я услышал:

— Это что вы обо мне говорите?

Я повернулся и увидел, что в дверях комнаты стоит Ксения.

— Сплетничаете? Дед, ты всего обо мне не говори. Оставь чуть тайны. В женщине должна быть тайна, загадка.

— Конечно должна, иначе мир будет скучным и унылым, — поддержал он ее, — проходи, сейчас чай подогрею.

Он встал и вышел на кухню. Ксения прошла к дивану и села. Она была одета в домашний халат, простой цветной. Лицо уже не было таким бледным и легкий румянец начал возвращаться. Без косметики она была не менее привлекательна.

— Что страшненькая? — спросила она, видя, что я рассматриваю ее.

— Что ты. Все хорошо. Врать не буду, бледность есть, но это тебе даже идет. День два и будешь в норме.

Она игриво вздохнула:

— А я думала, моя форма осталась при мне. Дед упомянул, что ты помог ему?

— Да так по мелочи, на подхвате, — уклонился я от ответа.

— Что и формы не видел?

— Я как мужчина формы дорисовываю сам в голове, — снова ушел я от прямого вопроса.

— И?

— Замечательно. Но судя по твоим вопросам, внимание мужчин тебя интересует, а значит выздоравливаешь.

В это время вошел Степан Никодимович и налил Ксении чай в большую чашку. Поставил перед ней вазочку с вареньем и посмотрел на меня. Вопрос мной был понят, как и ответ, и он налил чай для меня.