Прощание с миром
Шрифт:
— Да за такого голубя,— не мог он успокоиться,— всякий отдаст вам что угодно... Вам он достался — вы им и распоряжайтесь...
Капитан ушел. Но в ближайшие несколько часов мои товарищи и я не знали, куда деваться от посетителей... Желающих попасть к нам в каюту и посмотреть на голубя, которого корабль наш встретил в море, оказалось очень много. Каждый считал нужным дать какой-нибудь совет, и все восхищались его мужеством. Один собрался писать очерк для «Комсомольской правды», другой пришел фотографировать меня с этим голубем. А некоторые даже шутили: надо, мол, о таком случае телеграфировать в Москву...
Для меня настало беспокойное время. Яуж пристраивал ему под окнами
Однако пора было придумать, куда его деть. Он довольно уютно устроился на висящем над столом динамике. Но, конечно, держать его все время в каюте нельзя было, и я отнес его на шлюпочную палубу. Там, наверху, он и жил у меня в клетке, и я таскал с кухни ему туда, на верхнюю палубу, хлеб. И крупу. Все что удавалось достать. Яразыскал на этой палубе две клетки, о которых мне сказал капитан, и тайно от всех, чтобы пассажиры не знали, посадил в одну из них голубя. Все было предусмотрено на корабле... По-видимому, клетки были сделаны на всякий случай: для собаки, а может быть, и обезьянки. Если бы такая оказалась на судне. Для любой другой живности... В ней можно было держать и кур для столовой. Япробирался тайком, боясь, что меня увидят, тащил что-нибудь моему голубю. Хотя бы воды в стакане.
Первое время он совсем ничего не ел, сидел в уголке, жался и зябко закрывал глаза, боялся смотреть на еду. Ядумаю, его все еще мутило. Потом он стал понемногу подбирать то, что я ему приносил. Но только тогда, когда я уходил.
Мы шли уже Кильским каналом; канала, впрочем, палубы не было видно, и впечатление было такое, будто мы плыли среди полей и рощ, и западные немцы, узнав наш корабль и флаг, немцы, сидевшие против нас в окопах в России, кричали нам теперь с берегов кто приветствие, а кто и ругательство...Но я мало смотрел на эти берега и на эти чистенькие, знакомые мне городки,— я выхаживал своего голуби. Через железные прутья подавал ему все новую, доставаемую мною еду: то нарубленную морковку, то кусочек апельсина. Так я бегал — вверх- вниз с палубы на палубу и таскал и таскал ему... Он уже все ел, и его маленький добрый глазок глядел теперь на меня веселей. Япришел под утро сменить воду и увидел, что он спокойно переваливался с одного боку па другой, расхаживал по клетке и сидел, поводя головой...
Если бы я писал вымышленную или приключенческую повесть, я бы, наверно, провез этого голубя по ноем странам, я бы прошел с ним по площадям Гааги и Роттердама, Парижа и Гавра, по улицам Рима и Неаполя — всюду, где мы побывали в те дни, куда пас возили. Влез с этим голубем на Акрополь. Или передал бы ого хотя бы голландским пионерам, что ли, которые нас очень хорошо встречали в Роттердаме, в порту.
Но я пишу правдивую историю, поэтому, когда па другое' утро я поднялся па верхнюю палубу и подошел к клетке,— его по было... Одна подстилка и кусочки каши, которую я принес ему в последний раз.
Ятщательно осмотрел все вокруг, и, как мне показалось, веревочки на дверке были развязаны. Яоглядел мачту и всю оснастку: думал, он где-нибудь сидит. Нигде ничего.
Признаться, мне стало жаль его. Видимо, думал я, кто-нибудь из пассажиров, случайно увидев моего голубя и не зная, что у него есть хозяин, выпустил его из клетки или взял его себе... Ядаже спрашивал у всех, не видел ли кто моего голубя. Но никто ничего не знал и никто ничего не видел.
Вечером того же дня мы пришли в голландский порт...
А может, голубь мой почувствовал близость берега?
В Голландии, хотя мы и были там недолго, но все-таки поездили по ее зелененьким польдерам, всходили на ее дамбы. И когда мы осматривали одну плотину, я поинтересовался-таки, где, в каком месте, герой-паренек засовывал свой пальчик, спасая страну. Но наш самодовольный, длинный голландец- гид
— молодой, в рубчатых длинных штанах, который и без того иронизировал над всем, что мы ему говорили,— не верил, когда я говорил ему про этого мальчика. Он не верил, когда я ему об этом говорил, и даже насмехался. А я верил...
Он даже повторял, что никто в Голландии ничего не знает об этой истории, и спрашивал меня, когда это было.
Яхотел было сначала спросить, узнать у него про голубя, что за птица с кольцом, но я не стал этого делать. Во всяком случае, уж не он его пускал...
Долго еще, даже когда мы прошли уже Атлантический океан и шли Средиземным морем, очень многие, даже незнакомые, встретив меня на палубе, спрашивали, как он чувствует себя, мой голубь.
Алюминиевое кольцо с номером 842449... Довольно большой номер!
Надо бы мне хоть кольцо оставить...
ПО ПУТИ ИЗ ГАВРА В ПАРИЖ
Мы перебирались из страны в страну, из страны с левосторонним движением в страну с правосторонним движением. Нам все было внове, все было интересно. Позади осталась благополучная, вся какая-то подчеркнуто ухоженная Швеция ярко-зеленая и низинно-ровная Г олландия и обрывисто-крутые и неожиданно голые берега Англии. Наконец мы приехали во Францию, вернее сказать, пока еще в Гавр, откуда поезд должен был доставить нас в Париж.
Ясидел в вагоне движущегося с колоссальной скоростью поезда, сидел один. Не знаю уж, как так получилось. У меня сложилось впечатление, что поезд двигался полупустой, не могу сейчас объяснить, почему так вышло, но все куда-то рассеялись: то ли по другим купе, то ли по другим вагонам. Ясидел один в пустом купе, сидел и скучал, и уже потому, наверное, обратил внимание на это, что по стенам вагона, да не только по стенам, но и на двери, и даже на окне, наклеены были такие небольшие этикетки, плакатики, что ли, такие. Якак-то не сразу заметил их, потому, наверное, что больше смотрел на то, что проносилось передо мной за окном. Все-таки я впервые видел Францию так близко. Яне знаю отчего, может быть, потому, что стекла в окнах были цветные, теперь уже не помню какие, то ли зеленые, то ли голубые, все, что было за окном, и сама земля, и встающие на холмах замки, и поля, засеянные я не знаю чем,— все было окрашено в какие-то фантастические тона. Не отрываясь смотрел я на все, что открывалось перед моими глазами, не умея как следует все это объяснить, и в первое время не замечал того, что было в самом этом купе, в котором я сидел в таком одиночестве. В конце концов, когда солнце понемногу стало заходить за горизонт, я огляделся вокруг себя, вгляделся в одну из этих картинок, и вообще обратил внимание на то, что было вокруг, огляделся, осмотрелся.
Ядолго разглядывал эти картинки, каждая из которых, повторяю, была с ладонь величиной, не более того, во всяком случае. Постепенно разглядывая, рассматривая эти картинки, я решил, что это самая настоящая реклама вин. Что же такое это могло быть еще! Обыкновенная реклама вин. В самом деле: на одной из афишек была нарисована бутылка, на другой — фужер с вином. Явсе более заинтересованно разглядывал эти картинки, и чем дольше я их разглядывал, тем меньше я их понимал.