Прощание с весельем
Шрифт:
На этот раз Ивана Матвеевича вот что смутило. Он подметил, что у нас в прессе частенько призывают литераторов правду писать. И в прессе, и по телевидению. Иногда даже с высоких трибун. Так прямо и говорят: пишите, мол, уважаемые мастера художественного слова, правду о нашей действительности. Ничего не скрывайте. И не приукрашивайте. Просто, надо сказать, с большой настойчивостью уговаривают. Вот это Ивана Матвеевича и насторожило: с чего бы такая настойчивость? Они что же, собачьи дети, не хотят правду писать? Намеренно? А может, разучились?
С такими сомнениями он ко мне и заявился.
— Ты там поближе к ихнему брату, — сказал, — сам в газеты пописываешь. Растолкуй мне, дураку
Я посмеялся над его страхами:
— Да нет, Иван Матвеевич, никакой переоценки. Успокойтесь. И никакого здесь секрета. Сами пишущие люди, между прочим, совершенно правильно расшифровывают эти слова. Они их понимают как призыв глубже вникать в различные жизненные явления, не судить о них с бухты-барахты. То есть такую выявлять правду, которая поверхностному взгляду, возможно, недоступна. А то и наоборот — заслонена какими-нибудь ситуациями, внешне правдивыми, а на самом деле уводящими от истинного положения дел… Вот так, в общих чертах.
Иван Матвеевич покачал головой:
— Мудрено что-то… Не ухватываю… Ты бы мне лучше на примере каком объяснил.
— На примере?.. Что ж, давайте попробуем на примере. Ну, вот хотя бы… вы Пашку с девятого этажа знаете?
— Хэх! — встрепенулся Иван Матвеевич. — Мне его не знать! Он же меня, курвец, раз в квартал топит. Заливает сверху. Вот бы кого в газете-то щелкнуть! Вздрючить как следует!..
— А кем он работает — знаете?
Иван Матвеевич замялся:
— Да уж видать… большого полета птица. Сам, как зальет, нипочем не выйдет. Жену посылает. А та выскалится золотыми зубами… тьфу! Махнешь рукой: да ну вас к тараканам! Лучше и не связываться — себе дороже.
— Ну, положим, не такого он большого полета птица… но и не малого. Солидным учреждением руководит человек. Так вот — следите внимательно! Этот наш Пашка, Павел Тихонович то есть, будучи ответственным работником, где-то за полтора, от силы за два года сменил три квартиры. Сначала они с женой занимали двухкомнатную малогабаритку, потом вдруг перебрались в другую, тоже двухкомнатную, но уже не малогабаритную, а примерно год назад — это уж вы знаете — им, по линии расширения, что ли, предоставили новую трехкомнатную квартиру в экспериментальном доме — с улучшенной планировкой, отделкой повышенного качества, мусоропроводом и так далее. Короче — в нашем с вами… Правда, в чем эта улучшенная планировка выразилась — до сих пор понять не могу. В том разве, что санузлы раздельные? И где она — повышенная отделка?
— Как где? У Пашки! — подсказал Иван Матвеевич. — Там квартирка… что твое яичко Христово.
— Да! Хм… Ну ладно, это детали. Вопрос к вам, Иван Матвеевич: вот если я теперь, на основании перечисленных Пашкиных манипуляций, напишу, допустим, что он прохвост, — правда это будет или нет? Как считаете?
— Святая правда! — без раздумий ответил Иван Матвеевич. — Прохвост и есть. Сукин кот! И гнать его надо с ответственной должности! Поганой метлой гнать!.. Ты не подумай только, Яковлевич, что я по злобе, что заливает он меня…
— Да-да, личное давайте уж отбросим… Значит, говорите, правда? Хорошо — подведем черту. Временную. И копнем эту ситуацию поглубже.
— Да куда ж глубже-то? — удивился Иван Матвеевич. — И так все как на ладони.
— А вот сейчас увидите куда… Возьмем первую его квартиру, малогабаритку. Эта малогабаритка, должен вам сказать, далеко не рай была. Мало того, что располагалась она, мягко выражаясь, у черта на куличках — на Юго-Западном жилмассиве…
— Да ему-то какая разница где? — перебил меня Иван Матвеевич. — Хоть на юго-западе, хоть на северо-востоке. Он же пешком не ходит. И на трамвае не ездит. Ему вон каждое утро служебную «Волгу» к подъезду подгоняют. Он, боров гладкий, набегается для здоровья трусцой, запыхается — а ему «Волгу»: отдохни, ваше благородие! Ну и лупил бы дальше трусцой. Тут, если хорошо приударить, за минуту добежишь — в центре, считай, живем.
— Иван Матвеевич! — взмолился я. — Вы мне ход мысли сбиваете. Сами же просили объяснить. Терпите уж тогда.
— Ладно, молчу, — сказал он. — Сыпь дальше.
— Дальше… На чем мы остановились-то? Ага… Мало того что располагалась квартира на значительном удалении от места службы, там еще между панелями дуло, краска на полу облуплялась и в сливном бачке что-то такое постоянно урчало. Теперь вообразите картину: только развернет человек после ужина газету, чтобы узнать, к примеру, нельзя ли уберечься от перенапряжений и стрессов, — как сливной бачок начинает неприлично урчать и булькать, между панелями дует, краска облупляется… Можно в таких условиях жить? Можно, скажите, от стрессов уберечься?
Иван Матвеевич сосредоточенно молчал. Я решил, что он размышляет, ответ ищет, а он, оказалось, прислушивался.
— Яковлевич! — усмехнулся. — А ведь у тебя тоже бачок урчит. Ты чего же квартиру не поменяешь?.. Ну, хоть бы слесаря вызвал.
— Вызывал, — сказал я. — Там гофра прорвалась, а у них запасных в наличии не имеется. Дефицит, оказывается, эта гофра… Отвлекаемся мы, Иван Матвеевич. Давайте рассмотрим вторую квартиру, не малогабаритную. Она по сравнению с первой обладала, конечно, рядом достоинств: дом кирпичный, потолки высокие, лоджия, до работы рукой подать. Но был и существенный недостаток: одна комната выходила окнами на очень напряженную грузовую магистраль, в связи с чем там держался постоянный шум. В конце концов у Пашкиной супруги из-за этого шума развилась мигрень…
— V этой кобылицы! — вскочил Иван Матвеевич. — Мигрень?! Да она же…
— Иван Матвеевич! Опять вы! — укоризненно сказал я.
— Все-все! Могила! — он зажал рот.
— Развилась, значит, мигрень, — продолжил я, — И семейная жизнь переместилась только во вторую комнату. Понимаете, что произошло? Просто обидная создалась обстановка: по ордеру люди занимали сорок три и восемь десятых метра, а фактически использовали всего двадцать четыре и шесть… Вот такие дела. Получается, стало быть, что рассматриваемый нами ответственный работник, Пашка в данном случае, менял квартиры не из-за какой-то врождеаной ненасытности, а в силу складывающейся обстановки. Мы же с вами его — ать, два! — и в прохвосты.
Теперь Иван Матвеевич определенно задумался — по глазам заметно было. Обмозговывал, видать, неожиданную информацию. Я не стал ждать, к чему он придет, поскольку сам добрел только еще до половины пути.
— Это, как говорится, лишь одна сторона медали. А есть и другая. Дело в том, что первую освободившуюся квартиру заняла секретарь-машинистка с мужем-инвалидом и двумя детьми. Они уже четыре года на очереди стояли и, возможно, прождали бы еще столько, если бы не такой случай. Между прочим, на квартиру мылился завхоз, но бывший владелец, Пашка то бишь, лично пресек его поползновения. Вызвал в кабинет и как следует прочистил мозги. И правильно поступил. Этот куркуль, имея в Мочищах собственный дом с огородом, никак не мог понять, что вызывает своими притязаниями нездоровый ажиотаж в коллективе: как, дескать, так? Значит, один начальник — побольше — выехал, а другой — поменьше — въехал? Где же справедливость?.. Что касается второй квартиры, не малогабаритной, то и она не пропала. Ее получил новый завотделом, недавно переведенный из города Кургана и временно проживавший на Гусинобродском жилмассиве, в однокомнатной секции…