Прощание славянки
Шрифт:
Отсутствие головы было самым вопиющим, но не единственным отличием новой расы. Все их тело, казалось, было собрано из элементов более простой геометрической формы, чем у Homo Sapiens. Было, как бы сказал знаток геометрии, более правильным. Но, с точки зрения Лидии, все это было ужасно неправильно!
Линия плеч была непрерывной и ровной, а крепкие руки росли практически из верхней точки фигуры. Туловище было непропорционально крупным, что косвенно подтверждало перемещение туда некоторых дополнительных органов. Также оно было лишено талии, словно перед вами не человек — ну, разумеется, это и не человек! — а мешок с картошкой. У некоторых индивидуумов, преимущественно мужского пола, и вовсе доходило до того, что их мощный
Сама же Лидия Метёлкина, единожды безнадежно отстав от обоза эволюции, была принята здесь из милости и жила на положении диковинного реликта.
О первых шагах становления новой расы Лида практически ничего не помнила. После незабываемого круиза, «Лейтенанта Овцына» и пустой родительской квартиры в ее памяти зияло обширное белое пятно, накрывшее белесой мутью события последующих нескольких лет.
Она не помнила и не знала, как оказалась в Метрополии, зато прекрасно помнила тот день, когда морок рассеялся, и Лида пришла в себя. Сознание вернулось к ней резко и внезапно, она словно очнулась от долгого сна, насыщенного пугающими видениями. Лида обнаружила себя забившейся под кровать в чужой комнате без окон. Набравшись храбрости, она выбралась из своего укрытия, крадучись подошла к двери и обнаружила, что та заперта.
Лида была одета в незнакомые вещи с чужого плеча, ведь из собственной одежды она давным-давно выросла. В комнате стоял большой встроенный шкаф, оказавшийся забитым вещами из прежней квартиры Метёлкиных: книгами, игрушками, посудой и даже уцелевшей одеждой ее родителей.
Прознав, что пленница вышла из полубеспамятного состояния, в комнату Лиды зачастили существа. Они предлагали ей то поесть, то поиграть, то возобновить изучение алгебры, и при этом все как один имели виноватый вид.
Новая реальность оказалась причудливее самого забористого ночного кошмара. Постепенно Лиду начали выводить на прогулки по бесконечным коридорам Метрополии. Существа не скрывали горделивой радости, показывая девочке новенькие сияющие холлы, невиданные ею доселе панорамные лифты, предлагая покататься на недавно запущенных пассажирских конвейерах. Видя перед собой бесчисленные безголовые туловища, ощущая всеми инстинктами, что мама и папа уже никогда не переступят порога ее комнаты, Лида просто хотела выть. Оставаясь одна в комнате, она рыдала днями напролет. Но постепенно в ее рыданиях стали появляться перерывы, в течение которых она перебирала сохранившиеся книги и прикидывала, какие из вещей родителей могут ей подойти. Через пару недель она плакала лишь три-четыре раза в сутки, а затем выудила из шкафа потрепанный том «Властелина Колец». Волшебная сказка помогала хоть на время забыть о постигшей Лиду устрашающей перемене, а напечатанные мелким шрифтом слова, казалось, обладали волшебным свойством врачевать душу и облегчать боль: «Отныне никто не сможет жить так, как жил, и мало кто сохранит то, что считал своим». «Как про нас написал», — подумала Лида и снова зашмыгала носом.
Вскоре она плакала не чаще раза в день — перед сном. Все как-то само собой устроилось.
Решив, что душевное состояние девочки больше не внушает опасений, существа с подобающей скорбной торжественностью сообщили ей, что Марина и Павел Метёлкины умерли еще до возвращения Лиды в Город-на-Протоке и покоятся ныне на городском кладбище.
Вскоре Лида возобновила изучение программы средней школы по сохранившимся в Метрополии старым человеческим учебникам. То самостоятельно, то при помощи существ она постигла не только алгебру, но и все положенные школьные предметы, вот только историей Метрополии Лида практически не интересовалась.
Даже став взрослой, она избегала расспрашивать коллег и знакомых. И все это неспроста: она просто боялась заглянуть в прошлое, бессознательно опасаясь увидеть в истории возникновения существ что-нибудь столь же пугающее и отталкивающее, каковыми представлялись ей и сами существа.
*****
Освещение коридоров Метрополии давно переключили в дневной режим. Тупиковый коридор жилого сектора был залит мягким рассеянным светом, слева, со стороны магистрали, слышался гул голосов и тихий стрекот транспортера. Лида торопливо запирала дверь своей квартирки, когда совсем рядом раздался звонкий детский голос:
— Мама, мама, головастик! — и голосок перешел в издевательское бульканье.
Лидия обернулась на окрик — перед ней стояла девочка лет пяти в бирюзовой плиссированной юбочке и с пышным белым бантом, прикрепленным прямо к кофте.
— Какая страшненькая тетя! — пропищала девочка.
Лидию передернуло как от удара кнутом.
— Не приставай к людям, — поспешно одернула ее мать, — и не нужно так громко смеяться. Извините, пожалуйста, — холодно сказала она Лидии и увела девочку прочь.
Лидия неуютно поежилась. Жизнь среди существ и так приносила мало радости, но хуже всего были их детеныши. Малышка с бантом была, скорее, исключением из правил, а в большинстве своем маленькие существа не бегали, не скакали и не смеялись не по делу, как нормальные мальчишки и девчонки. Они были степенны и сосредоточены, и Лиде порой казалось, что они появляются на свет уже необъяснимым образом имея в комплекте нужные знания и необходимый набор компетенций, и в дальнейшем только подрастают. Степенность отказывала им лишь при встрече с самой Лидией. Их родители, по крайней мере, прекрасно представляли себе, как выглядит нормальный взрослый Homo Sapiens. Брезгливо сторонились, да… Но серьезных проблем не возникало. Мелюзга же при встрече с такой странной головастой тетей робела и норовила спрятаться за спины родителей.
Однажды и вовсе вышла неприятность: выйдя из лифтового холла, Лида нечаянно вклинилась в колонну дошколят, идущих под присмотром воспитательницы на какую-то экскурсию. Да… Они визжали, падали и, в конце концов, бросились кто куда. Опасаясь неприятностей, Лида поспешно ретировалась и вернулась домой окольным путем, так и не узнав, что несчастная воспитательница сбилась с ног, битый час отлавливая своих подопечных в коридорах Метрополии.
Впрочем… Дети были ничем не хуже взрослых существ, просто они были более непосредственны. Сколько раз Лидии приходилось слышать за спиной приглушенные голоса:
— Это что, та самая сирота Homo Sapiens?
— Да, да… Тише…
Дошло до того, что в общественных пространствах Метрополии ей частенько мерещился едва различимый шепот:
— Тише… тише… шшш… шшш…
Как бы описать одним словом нынешнюю жизнь Лидии Метёлкиной?! Пожалуй, слово размеренная подошло бы как нельзя лучше. Работа — квартира… Квартира — работа… Почти без вариантов.
Сейчас Лидия работала аудитором в единственной на всю Метрополию муниципальной фирме. Школу она так и не окончила — в то время в городе ее просто не было — в университете не училась, но с работой своей справлялась неплохо — зря, что ли, она зубрила алгебру?! В Метрополии, как некогда в Средневековой Европе, знания и секреты мастерства передавались непосредственно от мастера к ученику.
Лидия любила свою работу в первую очередь за то, что та давала возможность сосредоточиться на куче различных важных вещей: на папках с отчетами, счетах, балансах, файлах и таблицах. Погрузившись в мир цифр, Лидия могла некоторое время не обращать внимания на окружающих ее существ и вечно задерганного начальника. Цифры же открывали ей секреты, которые многие предпочли бы навсегда скрыть от посторонних глаз. Неэффективность, граничащая порой с глупостью, беспорядок и разгильдяйство… Аудиторов в Метрополии никто не любил.