Прощание славянки
Шрифт:
— И я больше никогда не увижу реку?
— Увидишь, непременно увидишь, — успокоил ее отец. — В выходные будем выезжать на речку всей семьей, я машину куплю.
— Вот — отец давно о машине мечтает! А тебе все речку подавай, фантазерка!
— Но я хочу эту! Нашу реку!
— Именно эту, — отец, видя, что вопрос серьезный, встал и обнял Лиду за плечи. — Ведь поедем мы не куда-нибудь, а в благодатную Хакасию. Там мамин брат с семьей, они нам подскажут, что да как. Так вот, через те места и протекает Енисей. Там он еще не такой полноводный, как здесь у нас, зато молодой,
*****
И, словно в подтверждение правоты родителей, вскоре в их жизни произошло жутковатое и пугающее событие.
Лидочка сидела за своим письменным столом, когда их дом внезапно вздрогнул, сама собой открылась кухонная дверь, и стало слышно, как дружно звякнула посуда в буфете. «Землетрясение? — в ужасе подумала она, неловко рассыпав по полу разноцветные фломастеры. — Но ведь у нас не бывает…» Под противный скрежет по дому прошла волна крупной дрожи, затем все стихло. Оброненные фломастеры дружно скатились в противоположный угол комнаты, но поднять их Лида не успела — крепкие руки отца подхватили ее и выволокли во двор.
Несколько дней они жили в маленькой квартирке дяди Бори, пока однажды отец, вернувшись с какого-то собрания, с ехиднейшей улыбкой не сообщил:
— Решено, что наш «Титаник» еще поплавает. Завтра возвращаемся домой.
В переводе на общеупотребительный язык это означало, что ответственная городская комиссия признала их дом пригодным для проживания. Вернувшись домой, Лида старалась не вспоминать этот пугающий случай, и ей это почти удавалось, по крайней мере, пока она не роняла на пол что-нибудь округлое, ведь все подобные предметы, от ручек и карандашей до маминой помады, неизменно приходилось доставать из углов.
Особенно страшно было находиться в доме ночью: он то скрипел, то горестно вздыхал. Иногда Лидочке казалось, что старый дом стонет во сне.
Подобные явления, хоть и в меньшей степени, происходили и со многими другими домами. Ночами горожане в страхе замирали в своих постелях, прислушиваясь к ночным шорохам, остро чувствуя, как зыбко, ненадежно стоит на земле Город, словно растение, едва зацепившееся корнями за тонкую северную почву.
Мерзлота погибала, а вместе с ней умирал и Город, но никто не мог ничего поделать, ибо что сделаешь, когда приходит в движение сама земная твердь?
*****
Так обычно и бывает: приняв решение, люди чувствуют облегчение. Родители Лиды успокоились, и все вернулись к каждодневным делам. Но этой же осенью, когда окрестные леса облачились в желто-бурое одеяние, а неизменные лужи во дворе встречали горожан поутру корочкой льда, произошло событие, совершенно затмившее в глазах людей все былые неприятности в виде покосившихся автобусных остановок.
— Все… — произнес отец, вернувшись с работы. — Всему кранты. Диалектика, ее мать!
— Не выражайся при ребенке, — строго одернула его Марина, оторвавшись от гладильной доски. — Что с тобой? Чему кранты и при чем тут диалектика?
— Нашему аэропорту. Сегодня вспучило грунт и повело взлетно-посадочную полосу. Хотя… Наверняка, все это продолжалось уже некоторое время, но наши доблестные вожди-начальнички, как водится, словно воды в рот набрали. Но сегодня уж весь город гудит. «И не летят туда сегодня самолеты, и не ходят даже поезда», — чудовищно фальшивя пропел отец и зло рассмеялся. Наши брехуны твердили, что мерзлота простоит как минимум еще лет двадцать, и все мы успеем спокойно закончить свои дела и уехать. Но вмешалась диалектика — количество перешло в качество. В этом году всему конец. Скоро станет Енисей, и из города не выбраться. Мы отрезаны от большой земли.
Под вечер прибежал дядя Боря, испуганный и всклокоченный.
— Началось! — жалобно простонал он, приземляясь на табуретку. — Проснулись силы самой земли, древние и могучие силы. Ох, несдобровать нам! У тебя чекушечка найдется? — вдруг спросил он совершенно по-деловому. — Того… Для анестезии?
Отец хотел было что-то ответить, но не успел.
— Что, опять анестезию принимаете? — послышался голос внезапно вошедшей в кухню матери. Ее голос звучал сухо и спокойно, словно перед ней сидели не муж с деверем, а нашкодившие первоклассники. — Лучше поешьте как следует.
Мама разложила по тарелкам голубцы собственного приготовления и удалилась, для верности прихватив с собой бутылку водки. Мужчины некоторое время молчали и чутко прислушивались, ожидая, пока Марина сосредоточится на своих делах.
— Ты видишь, Пашка, видишь? Они убивают наш город!
— Они уже убили его, — горько ответил отец. — Жизнь теплится здесь только по инерции. Думаешь, мне не больно? Но у меня дочь, я должен дать ей шанс. Погоди, — спросил он после минутной паузы, — а кто такие, по-твоему, «они»?
— Как кто? Духи земли… — дядя Боря ужасно смутился от того, что его догадки, все его сокровенные мысли, будучи произнесенными вслух, звучали совершенно по-дурацки. — Неведомые нам энергии! — выпалил он с вызовом.
— Я смотрю, что ты, брат, легче всего веришь в явления невероятные, а я человек простой, верю в то, что вижу.
— Но ты же видишь, что мерзлота деградирует?
— Не перебивай. Я вижу, что, во-первых, теперь мы никому не нужны просто так… ради нас самих. Всем нужны только деньги, и мы должны приносить прибыль. Работай, работай, обогащай хозяина… Не приносишь прибыль — умирай. Город, как я понимаю, прибыли давно не приносит. Так что уничтожают нас вовсе не темные силы, как ты себе вообразил…
— Не темные! Не темные! — заерзал на табуретке дядя Боря. — В этой земле скрыты древние светлые силы! Ты же знаешь, места наши странные…
— Так что уничтожают нас вовсе не неведомые светлые силы, — невозмутимо продолжал отец, — а наши новые князья. Так забивают лошадь или осла, которые не могут больше работать. Давай прекратим этот никчемный спор, на сухую и вовсе невыносимый, ведь в главном я с тобой согласен. Кранты нам, Боренька.
*****
Так нить, связывающая Город с большой землей, оборвалась. До весны жителям предстояло рассчитывать только на себя. Тревожно застыл Город, как замирает под куполом цирка акробат за секунду до исполнения смертельного трюка.