Прощание
Шрифт:
— Раздвижные мехи?
Старик вымученно смеется:
— Однажды ты использовал более приличное слово.
— Гибрид?
— Звучит уже лучше! Точнее говоря, научно-исследовательский корабль, который должен плавать в реальных условиях и иметь балластную емкость, равную его дедвейту.
— Как будто такое возможно!
— Это как раз тяжкий крест.
— Так сказать, ни два, ни полтора.
— Противоречивое задание не позволило выдвинуть более лучшее предложение.
Размешивая молоко в чае, я спрашиваю:
— О чем, интересно, думали кораблестроители, получив этот проект с надстройкой впереди?
— О чем-нибудь они при этом думали, — отвечает старик, на этот раз неприветливо.
Но я продолжаю язвить:
— Мне кажется, что верфи было поручено построить плавающий лабиринт и придать кораблю силуэт, который так основательно отличается от силуэтов обычных кораблей, что корабль «Отто Ган» можно идентифицировать повсюду и даже с большого расстояния.
Теперь я довел старика до такой кондиции, что, несмотря на свою недовольную мину, он разъясняет мне:
— Необычный силуэт является результатом усилий по реализации поставленной задачи и официальных документов. Например, конструкция кормовой части судна просто необходима для размещения более шестидесяти человек, а тридцатипятитонный кран на палубе реактора — для подъема бетонных экранов и использования машин для замены топливных элементов. Надстройка между вторым и третьим люками, мешающая при загрузке и разгрузке насыпных грузов, отвечает требованиям обеспечения безопасности: хотели разместить капитанский мостик как можно дальше от реактора. То, что аварийный дизельный двигатель стоит на спардеке сбоку от пятого люка, является также следствием стремления к обеспечению безопасности реактора. При этом исходили из того, что в случае аварии машинное отделение будет затоплено водой. То же самое относится и к вспомогательному дизелю, расположенному впереди под ходовой рубкой, которая своей отвратительной газоотводной трубой отнюдь не украшает корабль. Все, что тебя, очевидно, очень беспокоит, обусловлено особой постановкой задач для этого корабля.
Будто приняв неожиданное решение, старик встает из-за стола:
— Мне нужно на мостик!
— Тогда желаю хорошо повеселиться! — говорю я. Мне не следует всегда бегать следом за ним.
Женщина-океанограф, примерно тридцатилетнее стройное существо с черными вьющимися волосами, сидит за соседним столом одна. Я спрашиваю:
— Это верно, что вы, как сказал старший стюард, хотите перебраться на корму?
— Да, — говорит она и выжидательно смотрит на меня.
Долго уговаривать ее не пришлось. Она охотно поменяется со мной. «Там, впереди, я слишком изолирована, — если мне что-то нужно, приходится все время носиться туда и сюда». Она все еще не может поверить, что за свои покои в передней надстройке она получит каюту судовладельца.
Новая каюта, в которую я въезжаю, это моя старая каюта, в которой я жил во время первого рейса. Собственно, это каюта второго помощника капитана, но он живет этажом ниже, так как с ним на борту находится вся его семья — жена и двое детей.
Моя каюта расположена как раз под выступом мостика по левому борту. Она в три раза меньше каюты судовладельца и в результате длительного использования пришла в плачевное состояние. Но какая мне польза от роскоши каюты судовладельца, если я не переношу вибраций? Здесь я чувствую себя намного уютнее. От мостика меня отделяют всего две лестничные площадки, а от каюты старика — одна. Я живу как бы на втором этаже надстройки с мостиком. Если же я хочу участвовать в «социальной жизни», то мне приходится совершать паломничество на корму, в том числе и для приема пищи: на завтрак, на обед, на кофе в пятнадцать часов и на ужин. Хороший выгул, а если я добавлю к этому еще и карабкание по узким железным лестницам, то получается более интенсивная физическая разминка, чем та, какую я позволяю себе дома.
Рядом с дверью над оранжевым набитым стиропором спасательным жилетом висит желтый пластмассовый шлем. Боцман выставил также пару морских сапог, но их голенища оказываются слишком узкими для моих массивных икр. Если бы это были мои собственные сапоги, то я бы надрезал голенища, а так я вынужден от них отказаться.
Перед моим окном матрос выполняет гимнастические трюки на подвешенной прямо под выступом мостика подвесной качалке, какие воздушные акробаты используют для упражнений на разновысоких брусьях. Человек, выполняющий эту тяжелую работу, подстраховался с помощью пояса с карабинными защелками. Он красит выступающую часть мостика снизу. Ах, если бы днище моего старенького автомобиля обрабатывали так тщательно, как это делает этот человек.
Я слегка ослабляю закрытые гайки на окнах, чтобы впустить свежий воздух Однако одно из окон так залеплено краской, что я не могу его открыть, даже прилагая большие усилия. Ну и бог с ним! Я собираю свои фотопринадлежности чтобы сделать снимки в контрастном свете.
Уже тогда, когда я переехал в свою каюту, перед моей дверью гремела установленная по распоряжению нового капитана стиральная машина, от которой меня предостерегал старик. Перед ней стояла одна из двух офицерских жен, путешествующих с мужьями. Машина все еще работает под надзором другой офицерской жены. Очевидно, эта стиральная машина выполняет роль игрушки для взрослых. Ведь, в конце концов, на корабле есть два китайца со своей прачечной.
У нас на траверзе мыс Финистере. Мыс Финистере — это одно из названий, неизгладимо врезавшихся в мою память. «Финис терре» — означает «конец света».
Когда из Гибралтара мы «хромали» обратно, то от мыса Финистере начался этап страха: на неспособной к погружению лодке через Бискайский залив, без прикрытия истребителей. От мыса Венсан до мыса Финистере мы передвигались со всей осторожностью, как говорят спортсмены, «подтягиваясь на руках», постоянно держась вблизи побережья. Нам надо было пересечь Бискайский залив. Потом я слышал, как говорил боцман: «Нас всех от страха „пронесло“!»
В школе я был не особенно внимательным на уроках географии. Наверное, я не смог бы с ходу ответить на вопрос, где расположены оба этих мыса. Но вот позднее сверху, совсем сверху, мне дали необходимые дополнительные уроки, уроки за столиком с картами на центральном пункте управления подводной лодкой U-96. Чертовски основательные уроки. Стоит мне только закрыть глаза, и я могу прочитать литографированные надписи на морских картах. Надпись «Финистере» стояла на нижнем краю последней морской карты, которую мы разложили на столике.