Прощай, Баку!

Климов Валерий

«Да, пожалуй, действительно, пора вставать», – решил Родионов и, встав с дивана, натянул на ноги свои спортивные штаны.

Сделав после этого пару разминочных движений корпусом, он поспешно покинул свою спальню и бодро прошел в ванную комнату.

Наскоро умывшись и тщательно вытершись полотенцем, Алексей внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале и, увидев у себя на подбородке несколько небольших выросших волосинок, осторожно сбрил их дедовским станком.

«А ведь совсем скоро, видимо, придется уже перейти на ежедневное бритье, – подумал Родионов. – Вот, где

будет морока».

Прыснув, напоследок, на себя одеколоном, он, наконец-то, вышел из ванной комнаты и без промедления направился в кухню, где на кухонном столе его ждали готовые к употреблению бутерброды и стоял традиционный бокал с горячим чаем.

Бабушка, приготовившая ему завтрак, уже занималась чем-то своим на балконе, а дед, встававший раньше всех в их семье, видимо, как всегда, ушел на работу еще час назад.

Дед Алексея, фронтовик, человек с большим жизненным опытом, не привыкший сидеть без дела, и на пенсии нашел себе работу по силам – устроился дежурным лифтером в своей же девятиэтажке.

Мать Родионова тоже, скорее всего, была уже на работе. Она работала экономистом на каком-то военном заводе и всю жизнь разрывалась на два дома: квартиру, где жил Алексей с бабушкой и дедушкой, и квартиру в полутора часах езды от них, где жил его больной отчим, периодически ложившийся в больницу, но так и не излечившийся до конца от своего недуга.

Плотно позавтракав, Алексей встал из-за стола и, подойдя к телефонному аппарату, находившемуся в прихожей на прикрепленной к стене подставке, поспешно набрал телефонный номер Виталика.

– Да, – послышался в трубке знакомый голос. – Это ты, Лех?

– Я, – рассмеялся Родионов. – Ты что… ясновидящий?

– Ага… Давай ко мне! Я – один здесь, – сказал Горшенков. – Жду!

– Уже иду, – ответил Алексей и, громко крикнув бабушке, что уходит к Виталику, вышел из квартиры.

Зайдя в подъезд соседней девятиэтажки и поднявшись на третий этаж, Родионов позвонил в дверь квартиры номер девять.

Дверь открылась почти сразу, и на пороге показался Горшенков.

– Привет, Виталь! – радостно произнес Алексей.

– Привет, Лех! – с широкой улыбкой на лице ответил Виталик.

Друзья обменялись крепким рукопожатием.

– Проходи, – Горшенков отодвинулся в сторону, пропуская в квартиру Родионова.

Тот осторожно вошел в прихожую и сразу же стал снимать там свои легкие летние туфли. Аккуратно поставив их в уголок рядом с входной дверью и медленно направившись в зал – самую большую комнату квартиры, он случайно сдвинул лежащий посреди прихожей бежевый половик, под которым на паркетном полу предательски обнажилось большое темное пятно, и друзья, одновременно взглянув на него, разом заулыбались.

Дело в том, что несколько лет назад, когда они оба ходили в секцию настольного тенниса и играли в эту игру везде, где только им заблагорассудится, им, однажды, пришла в голову мысль «сгонять партейку» в теннис не где-нибудь, а… прямо дома у Виталика.

Недолго думая, Горшенков разложил, тогда, в зале их семейный прямоугольный стол и положил в его центральной части, вместо разграничивающей сетки, несколько плоских деревянных линеек. И игра

началась…

Наигравшись вдоволь и придя, в конечном счете, к ничейному результату, они договорились, как принято в таких случаях, сыграть последнюю партию. Однако, после нескольких минут решающей игры неожиданно помялся их теннисный шарик.

Вмятина была небольшой, размером с копейку, и Виталик решил ее выправить, подержав шарик над огнем конфорки газовой плиты в кухне.

Алексей и сказать ничего не успел, как его друг уже занес руку с шариком над огнем.

Шарик вспыхнул почти мгновенно, и растерявшийся Горшенков рефлексивно отбросил его на паркетный пол в прихожей.

Теперь уже полыхнуло огнем и паркетное место под шариком.

Все происходило настолько стремительно, что от ужаса на Виталика нашло какое-то странное оцепенение. Он стоял и безмолвно смотрел на все более разгорающийся под объятым пламенем шариком паркетный пол.

Алексей тоже испугался, но, видя, что его друг, буквально, замер от ужаса, инстинктивно схватил валявшийся в стороне бежевый половик (почему тот оказался сдвинутым с его обычного места, они и сами потом не вспомнили) и, накрыв им очаг возгорания, принялся обеими ладонями нещадно бить по этому месту, стараясь как можно быстрее погасить огонь.

И, в конце концов, ему это удалось.

Подняв половик, он увидел, что огня под ним уже нет, как нет и полностью сгоревшего шарика. Зато есть большое темное пятно в самом центре паркетного пола в прихожей и квартира, полная едкого горелого запаха.

Лишь увидев, что огонь потушен, и опасность пожара миновала, понемногу вышел из своего ступора и Виталик.

Придя в себя, он сначала оперативно открыл балконную дверь и все форточки в квартире, затем обильно смочил водой и протер, после этого, насухо появившееся горелое пятно на полу, и лишь потом, в заключение своих «восстановительных» работ, вновь прикрыл его сверху спасительным половиком.

Затем он грустно попрощался с Родионовым и остался один дожидаться прихода своих «родаков» с работы. Кстати, чем тогда закончилась эта история для Горшенкова, Алексей уже и не помнил. Видимо, Виталик, все-таки, ухитрился как-то выкрутиться из этого положения, рассказав родителям свою очередную «правдоподобную» байку, на которые он, поистине, был большой мастак…

Обменявшись улыбками по поводу пятна на паркете, друзья прошли в комнату Горшенкова.

– Ну, как съездил в Москву? – спросил Родионов у своего друга.

– Нормально, – ответил Виталик. – Прикинь, заходим в забронированную для нас московскую гостиницу, а там, в гостиничном «предбаннике» – уже болтаются «Доцент» и его доблестная стайерская команда. Ну, я ему шутливо и говорю: «Марк, привет! Ты зачем все наши номера занял?». И тут он мне в ответ гремит своим басом на весь переполненный людьми вестибюль: «А где ты здесь видишь номера, Виталь? Камеры в «Матросской тишине», и те разрядом выше!». Наши обе команды, естественно, тут же падают со смеху, а гостиничная администраторша за своей стойкой, закашлявшись от охватившего ее праведного негодования, предсказуемо принимается яростно грозить нам милицией.