Прощай, Германия!
Шрифт:
– Он холостой?
– Ну, в гарнизоне – да, холостякует, тут он один живет, а семья его в Карелии пока что. Вот и приблудился к нам, присосался. Подонок!
– Весело, ничего не скажешь. А я-то думаю, в честь чего вы вдруг буянить вздумали. Такая героическая личность и столь безобразное поведение! И выходит, по вашим словам, неудавшийся Ромео жив и невредим?
Громобоев хотел было сказать: «К сожалению, жив», – но вовремя одумался и сказал более мягко и обтекаемо:
– Жив и явно здоров! Сумел же мерзавец написать на меня пасквиль, организовать доставку в ваше учреждение, создать мне
– А как же он выжил?
– Так всего и лететь-то было… три метра… второй этаж…
– А если бы десятый?
– Тогда я бы не у вас сидел, а в другом месте…
– Понятно. И не раскаиваетесь в содеянном?
Эдик отрицательно покачал головой:
– Даже если после разговора посчитаете меня буйным – ни капельки и ни чуточки! Если б раскаивался – тогда б я был точно ваш пациент!
– Ну, что же… – Доктор встал со стула и обошел стол. – Раздевайтесь! Давайте-ка, голубчик, я вас осмотрю для порядка. Не повредит.
Полковник заставил Эдуарда приседать, пройти по комнате, встать на цыпочки, коснуться, зажмурив глаза, по очереди пальцами левой и правой руки кончика носа, поводил молоточком перед лицом, велев следить за движением, постучал обратным концом молоточка по рукам, по ногам, по груди… Затем Громобоев снова приседал, вновь ходил по прямой, опять приседал попеременно на одной ноге. Капитан терпеливо выполнял требования врача: все делал четко, без протестов, без насмешек и иронии. По завершении физкультуры врач включил лампу и заглянул в глазные яблоки, потрогал голову, помял затылок, основание черепа, осмотрел темечко… И еще много чего… Эдику было забавно, но он сдерживался и помалкивал.
– Ну ладно. А что бы ты сейчас с ним сделал, с этим Лаптюком, если все вернуть обратно, во вчерашний день? – полюбопытствовал доктор, завершив колдовать над пациентом.
– Снова вышвырнул бы из квартиры, так же с балкона или лучше спустил бы с лестницы. Это было бы еще больнее… – тихо и обреченно ответил Эдик, понимая, что, возможно, тем самым подписывает себе психиатрическое заключение, своеобразный медицинский приговор.
– Всего-то? А я бы – убил! – сурово произнес седой полковник, сверкнул глазами стального цвета и достал из ящика стола два граненых стакана.
«Ну вот, как я и думал! Психопат!» – подумал Эдик, не отводя взгляда от колючих глаз полковника.
Затем психиатр извлек из тумбочки початую бутылку водки, шоколадку, нарезанный хлеб и банку огурчиков.
«Вот это другой разговор!» Эдик даже повеселел, он никак не ожидал такого резкого разворота в своем деле.
– Давай хоть познакомимся! Всеволод Васильевич! – Врач пожал руку пациенту. – Ща выпьем по первой – и можно просто Сева!
– Эдуард!
– Я в курсе, – ухмыльнулся доктор, скосив глаз на медкарту, и подмигнул.
Выпили по полстакана, и полковник, занюхав корочкой, продолжил развивать тему:
– Знаешь, у меня молодая и красивая жена. Я ее страстно люблю и сильно ревную. В последнее время нутром чую… Ну да ладно… С любовником не ловил, но если негодяя поймаю… то тоже выброшу с балкона! Причем не как ты, жалостливо поступил, а обоих. И у меня ситуация суровее, у меня восьмой этаж!
Офицеры, не чокаясь, молча выпили по второму разу, в тишине пустые стаканы звякнули о столешницу. Эдик закусил шоколадкой, полковник огурцом. Повторили за здоровье, потом третий тост – молча.
– Сева, так ведь, если что, тебя на долгий срок посадят!
– Не посадят, не забывай – я же профессионал! Высококлассный специалист! Я такой шикарный диагноз себе организую, ни одна медэкспертиза не подкопается. У себя же в отделении оклемаюсь, а потом и выйду…
Эдик не удержался и улыбнулся.
– Ты чего? – набычился полковник.
– Прям по Антон Палычу… Палата номер шесть… Санитары порадуются…
– Чудак, я ж отделение не сдам, так и буду командовать… Ладно, чуть выпили и несем всякий бред! Хватит болтать! Перейдем к нашему делу.
В голосе полковника послышался металл. Эдик напрягся.
– Топай-ка ты, брат, домой, но только больше не хулигань! Выпущу под свою ответственность. Как я понимаю, начальство за тебя решило не заступаться и даже, наоборот, топит подобными характеристиками…
Начмед подтолкнул рукописный листок Эдику. Он пробежал глазами по тексту, взглянул на подпись. Понятно, начальник политотдела Орлович подстраховался. С такой характеристикой и в тюрьму не возьмут…
– Уроды! Крысы тыловые! – сжал кулаки Эдик. – Вернее, крыса политическая!
– Кстати, я тоже был в Афгане в восемьдесят первом, работал в Кабуле, в госпитале, а потом защитил диссертацию по патологиям. Я тебя выпускаю под честное слово не шалить, не буянить и не бузить. Даешь?
– Даю!
– Вещи заберешь в приемном отделении. Ступай. Удачи, капитан! Не подведи меня…
Полковник подписал справку, поставил штамп и протянул бумажку.
Глава 9
Увлечение политикой
Глава, в которой наш герой начинает увлекаться политической деятельностью, решает послужить стране на новом поприще.
Ну и куда же умному и энергичному человеку после выхода из психушки и общения с сидельцами психиатрического отделения военного госпиталя податься? Да к тому же успев прежде начитаться продвинутых текстов на ночных дежурствах по полку типа «В круге первом», «Один день
Ивана Денисовича», «Доктор Живаго», «Чевенгур», «Колымские рассказы» и прочих откровений об истории правящей партии и жизни родного государства? Все верно – прямой путь в политику, к бунтарям!
С нелегальной и неформальной политической деятельностью страны Эдуард впервые пересекся именно в тот день, когда железные двери мозгоправной лечебницы распахнули перед ним свои жадно-гостеприимные ворота и с сожалением выпустили наружу невинно пострадавшего сидельца. Давно капитан не испытывал удовольствия от ношения военной формы, а вот когда застегнул китель на все пуговицы и взглянул на себя в зеркало, то невольно улыбнулся и подмигнул себе. Но настроение оставалось паршивым, и Громобоев решил не спешить в родной гарнизон, а прогуляться по узким улочкам и переулкам исторического центра.