Прощай, Колумбус и пять рассказов
Шрифт:
Из широкого окна открывался вид на заднюю лужайку с парой дубов. Я говорю «дубов», хотя при желании их можно было бы назвать деревьями спорттоваров. Под кронами, словно упавшие с веток плоды, лежали две клюшки для гольфа, мяч для гольфа, жестянка с теннисными мячами, бейсбольная бита, баскетбольный мяч, перчатка первого бейсмена и, кажется, стек. Дальше, около кустарника, ограждавшего участок Патимкиных, перед небольшой баскетбольной площадкой, будто горело на зеленой траве квадратное красное одеяло с вышитой белой буквой О. Снаружи, видно, подул ветер: сетка на баскетбольном кольце заколыхалась; а мы внутри
Пространных разговоров за столом не вели; ели много, методично, серьезно, и всё сказанное вполне можно записать в столбик, опуская фразы, потерянные при прохождении пищи, слова, заглохшие в набитых ртах, синтаксис, обкусанный и забытый при жевании и глотании.
Рону: Когда Гарриет позвонит?
Рон: В пять.
Джулия: Пять уже было.
Рон: По их часам.
Джулия: Почему в Милуоки сейчас раньше? Если летать туда-сюда весь день на самолете, ты никогда не постареешь.
Бренда: Верно, зайчик.
Миссис П.: Почему ты даешь ребенку неправильные сведения? Она за этим ходит в школу?
Бренда: Я не знаю, зачем она ходит в школу.
Мистер П. (растроганно):Студентка.
Рон: Где Карлота? Карлота!
Миссис П.: Карлота, положи Рональду еще.
Карлота (откликается):Чего положить?
Рон: Всего.
Мистер П.: Мне тоже.
Миссис П.: Тобой скоро можно играть в мяч.
Мистер П. (задрав рубашку и хлопая себя по выпуклому волосатому животу):О чем ты говоришь? Посмотри на это!
Рон (задрав футболку):Посмотри на это.
Бренда (мне):Ты не хочешь показать живот?
Я (снова мальчик-хорист):Нет.
Миссис П.: Правильно, Нил.
Я: Да. Спасибо.
Карлота (у меня над плечом, как незваный дух):А вам положить еще?
Я: Нет.
Мистер П.: Он ест как птица. Джулия: Некоторые птицы много едят. Бренда: Какие?
Миссис П.: Не надо говорить за столом о животных. Бренда, зачем ты ее подбиваешь?
Рон: Где Карлота? Мне сегодня играть.
Мистер П.: Перевяжи запястье, не забудь.
Миссис П.: Где вы живете, Билл?
Бренда: Нил.
Миссис П.: Разве я не сказала «Нил»?
Джулия: Ты сказала: «Где вы живете, Билл?»
Миссис П.: Наверное, я подумала о чем-то другом.
Рон: Терпеть не могу бинтоваться. Как мне, к черту, играть в бинте?
Джулия: Не выражайся.
Миссис П.: Правильно.
Мистер П.: Какой сейчас у Мантла показатель?
Джулия: Триста двадцать восемь.
Рон: Ноль триста двадцать пять.
Джулия: Восемь!
Рон: Пять, балда! Во второй игре он пробил три из четырех.
Джулия: Четыреиз четырех.
Рон: Это была ошибка. Это было у Миньосо.
Джулия: Не думаю.
Бренда (мне):Видишь?
Миссис
Бренда: Я разговаривала с Биллом.
Джулия: С Нилом.
Мистер П.: Замолчи и ешь.
Миссис П.: Поменьше разговаривай, юная леди.
Джулия: Я ничего не сказала.
Бренда: Она разговаривала со мной, милая.
Мистер П.: Что это еще за «она»? Так ты называешь свою мать? Что на десерт?
Звонит телефон и, хотя мы ждем десерта, обед, по-видимому, официально окончен — Рон бросается в свою комнату, Джулия кричит: «Гарриет!», и мистеру Патимкину не совсем удается подавить отрыжку, но эта неудача даже больше, чем сама попытка, располагает меня к нему. Миссис Патимкин наставляет Карлоту, чтобы она больше не смешивала молочные приборы с мясными, а Карлота, слушая, ест персик; под столом Бренда щекочет мне икру. Я сыт.
Мы сидели под большим из дубов, а на баскетбольной площадке мистер Патимкин играл с Джулией пять и два. Рон прогревал мотор «фольксвагена» на дорожке.
— Кто-нибудь соблаговолит убрать у меня сзади «крайслер»? — сердито крикнул он. — Я и так опаздываю.
— Извини, — сказала Бренда и встала.
— По-моему, я поставил свою позади «крайслера», — сказал я.
— Пойдем, — сказала она.
Мы отогнали машины, чтобы Рон смог отправиться на игру. Потом поставили их обратно и пошли наблюдать, как играет Джулия с отцом.
— Твоя сестра мне нравится, — сказал я.
— Мне тоже. Интересно, какой она будет, когда вырастет.
— Такой, как ты.
— Не знаю, — сказала она. — Может быть, лучше. — А потом добавила: — Или хуже. Кто знает? Отец с ней ласков, но еще года три поживет с моей мамочкой… Билл, — задумчиво сказала она.
— Я не в обиде. Она очень красивая, твоя мать.
— Я даже думать о ней не могу как о матери. Она меня не переносит. Другие девочки, когда собирают вещи перед сентябрем, матери им хотя бы помогают. Моя — нет. Я наверху таскаюсь с сундуком, а она будет точить карандаши Джулии в пенальчик. И ясно почему. Это, можно сказать, эталонный случай.
— Почему?
— Завидует. Это так банально, что даже стыдно произнести. Известно тебе, что у мамочки был лучший бекхенд в Нью-Джерси? Она вообще была лучшим игроком в штате — включая мужчин. Ты бы видел ее девичьи фотографии. Такой здоровый вид. Но не толстая, ничего такого. Она была… одухотворенной, правда. Я обожаю ее на этих фотографиях. Иногда говорю ей, какая она на них красивая. Даже попросила одну увеличить, чтобы держать у себя в колледже. «У нас есть на что тратить деньги, кроме старых фотографий». Деньги! У отца их вот докуда, но ты бы слышал ее, когда я покупаю новое пальто. «Тебе не обязательно покупать в „Бонвите“, юная леди, самые прочные ткани в „Орбаке“» [11] . Кому нужна прочная ткань? В конце концов, я свое получаю, но не раньше чем меня запилят. Деньги для нее — пустая трата. Она даже не умеет им радоваться. Думает, мы все еще живем в Ньюарке.
11
«Орбак» — универмаг с умеренными ценами.