Прощай, крысуля!
Шрифт:
— Умею еще жарить картошку.
— Ну, дело в шляпе. Да, и не забудь: ты всегда моешь руки после того, как был в туалете.
— Пожалуй, я справлюсь и с пирогом по-пастушьи. Но слушай, Луи, это же жуть — еще целый год торчать в школе.
— Да ты не волнуйся, у меня есть планы.
— Какие?
— Школьная
— Чего?
— Бонго. Бас-гитара. Соло-гитара. Ударные.
— Но ты же не играешь.
— Буду руководителем. Я уже все продумал. Найду же я четырех ребят, которые умеют играть.
— Но, Луи, все-таки… Скукота на уроках. И старик Чиддл с его гавканьем.
— Мыши, — сказал Луи. Он взобрался на колено мраморного джентльмена.
— Чего? — спросил Майк, устраиваясь на другом колене.
— Ну, для развлечения. Питер Данн разводит не только крыс, но и мышей. Не знал небось? Значит, притащит он несколько штук и вроде как нечаянно отпустит их. Мышки шмыгнут в дырки. Там начнут плодиться. Миллионы и миллионы мышей! По всей школе. Замдиректора хватит инфаркт, точно говорю, — сказал Луи и расхохотался. — Ух, наведу же я шороха в школе, Майк. Уж если я должен там торчать, по крайней мере получу удовольствие.
Майк сначала не мог понять, что с ним. Но потом понял. Сожаление. Печаль. Зависть. Словом, он испытывал что-то в этом роде. Да, его печалило то, что он уходит из школы. Невероятно, но факт. Если бы ему сказали сейчас: «Вот что, придется тебе еще годик походить в школу», он взбесился бы. И все-таки…
И все-таки Майку было грустно. Он прощался с чем-то. Скоро он станет зарабатывать, станет взрослым, рабочим. Прощай, детство. Прощай, всякое баловство. Вот что печалило его. Он прощался со всякими розыгрышами. Он прощался с крысулей Питера Данна.
…—
Тони закончил речь, которую помог ему вызубрить наизусть мистер Форбс.
— Ладно, мам? — с беспокойством спросил он.
— Конечно, Тони, — смиренно ответила она.
Стоя перед магазином мистера Пилетто, Майк и Луи восторженно хлопали друг друга по плечу.
— Ну, что тебе говорил? — вопил Луи. — Я же сказал, что все устрою.
Он был счастлив так, будто это все еще была его работа. А Майк улыбался так, что, казалось, лопнет его веснушчатое лицо.
— Слушай, Луи, купим этой несчастной старухе пирожное.
Они никак не могли выбрать. Безе? Или имбирное? Может быть, со взбитыми сливками? В конце концов, они выбрали нечто потрясающее. Пирожное состояло из зеленых, желтых и розовых слоев теста, да еще с толстым слоем фиолетового и белого крема. Оно продавалось на красочной бумажной тарелочке. Они пошли с ним на Хилл-стрит. Старуха примостилась на ступеньках дамского туалета. На этот раз она была в полиэтиленовом капюшоне от дождя. Они протянули ей пирожное. Старуха с подозрением посмотрела на них — уж очень давно никто не был добр к ней. Наконец, она погрузила в пирожное беззубые десны, пожевала, не переставая бормотать что-то, и застонала от наслаждения. Когда все было съедено до последней крошки, она спросила:
— Куда делась эта чертова вишня?