Прощай, невинность!
Шрифт:
Джейк усмехнулся:
— Ну, после стольких лет я вполне могу подождать денек. — Еще раз поцеловав Софи, он с искренним уважением пожал руку будущего зятя. — Я признателен и обязан тебе, Эдвард.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Эдвард. И мягко добавил: — Добро пожаловать домой, Джейк.
В янтарных глазах Джейка мелькнула насмешливая искра.
— Добро пожаловать в семью О'Нилов, Эдвард. — И, широко шагая, он вышел из комнаты.
— Ну, мне тоже пора бежать, пока отец Харпер или твой отчим не отправились на поиски, — сказал Эдвард.
И тут его глаза сверкнули искренним восхищением. — Софи, как ты прекрасна!
Она улыбнулась, хотя в ее глазах все еще стояли слезы.
— А я уж думала, ты этого так и не заметишь.
Софи
Бенджамин повел ее по усыпанному лилиями красному ковру — к алтарю. Софи улыбалась сквозь слезы. Эдвард, стоя у алтаря рядом со священником, смотрел на нее. Эдвард был именно таким, каким она представляла его в этот день… Рядом с ним стояли его отец и брат, а по другую сторону алтаря — Сюзанна, Рашель, Виктория и Регина. Взгляд Софи отыскал отца, сидевшего в глубине церкви и с улыбкой смотревшего на нее. Софи снова взглянула на Эдварда, и ее сердце загорелось радостью. И когда она шла к нему, в облаке белых кружев и шифона, они не сводили глаз друг с друга. Да, это был прекраснейший момент в ее жизни. Судьба наградила ее величайшим даром — даром любви.
Часть четвертая
«ПРОЩАЙ, НЕВИННОСТЬ»
Эпилог
Нью-Йорк, 1993 год
Девушка быстро шла по Парк-авеню, пробираясь сквозь плотную дневную толпу, и шаг ее был широк и легок. Высокая, около шести футов ростом, она была в узких черных кожаных джинсах, строгой белой блузке-рубашке под классическим черным кардиганом, талию стягивал широкий пояс «Донна Кара» с тройным рядом золотистых цепочек. Ее густые черные волосы были коротко подстрижены. Каждый встречный, будь то мужчина или женщина, невольно бросал на нее взгляд, гадая, кто такая эта девушка. Она была необычайно хороша собой, говорили, что красоту она унаследовала от деда.
Мара Деланца миновала прикрытые навесами окна «Дельмонико» и свернула к аукциону «Кристи», швейцар распахнул перед ней двери. Сердце Мары билось слишком быстро, но не от торопливой ходьбы, а от волнения. По ее подсчетам, лот номер 1502 должен быть выставлен около двенадцати часов. Но если торги по предыдущим лотам пройдут быстро, это может случиться и раньше. А было уже одиннадцать сорок пять.
Не обратив внимания на нескольких неприметно одетых мужчин, явно охранников, Мара быстро прошла в зал аукциона. Большинство мест оказалось занято. И сердце Мары забилось еще быстрее, когда она обнаружила, что лот номер 1502 будет выставлен на продажу следующим.
Мара проскользнула в кресло последнего ряда, ее рост позволял ей и отсюда видеть все без помех. Аукционист представил Вламинка. Цена дошла уже до ста тысяч долларов. Мара открыла свой каталог и, быстро пролистав его, нашла в списке работу своей бабушки, о которой так много слышала, бабушка всегда жалела, что продала эту картину.
«Лот № 1502. „Прощай, невинность“. Софи О'Нил, 1902, холст, масло. Владелец — аноним. Начальная оценка — 50 000 долларов».
Мара закрыла каталог, думая, как хорошо было бы, если бы бабушка дожила до этого дня. Она бы порадовалась, что ее картина «Прощай, невинность» вновь появилась перед зрителями после того, как о ней ничего не было слышно в течение девяноста лет. Но бабушка умерла в 1972 году, а дед через шесть месяцев после нее; им обоим было уже за девяносто, но они сохранили бодрость духа и были по-прежнему влюблены друг в друга. Мара нередко слышала, как бабушка огорчалась из-за того, что «Прощай, невинность» была продана сразу же после ее первой выставки в Нью-Йорке в 1902 году. Картину купил какой-то русский аристократ и увез из Америки, эта картина стала частью его обширной коллекции, спрятанной ото всех во дворце неподалеку от Санкт-Петербурга. Дворец был разрушен то ли во время первой
Но полотно не погибло. Из русского дворца оно каким-то образом попало в Аргентину, но никто не знал, как долго эта работа находилась в Южной Америке, известно лишь то, что на аукцион она поступила из Буэнос-Айреса. В художественном мире Нью-Йорка бродили разные слухи с тех пор, как «Кристи» сообщил о приобретении этой работы. Говорили, что владелец, пожелавший остаться неизвестным, — один из последних приспешников Гитлера, что он сбежал из Германии, когда рухнул Третий рейх, и что «Прощай, невинность» была вывезена им в числе прочих украденных произведений искусства. А поскольку эту картину никто не видел с того дня, как ее в 1902 году купил русский вельможа, она не упоминалась в каталогах, с нее не делалось репродукций — и в результате огромное число нью-йоркских любителей искусства собралось в этот день в зале «Кристи», чтобы взглянуть на работу Софи О'Нил.
— Лот номер 1502, — громко объявил аукционист, и круглая стойка повернулась. Вламинк исчез, и на его месте появилась «Прощай, невинность».
И Мара пришла именно для того, чтобы посмотреть на картину своей бабушки. Увидев ее, Мара была изумлена. Портрет деда был великолепен, и она никогда еще не испытывала такой гордости за бабушку, за ее талант и… да, и за ее бесстрашие и любовь.
Художественные критики утверждали, что эта работа — лучшая в раннем творчестве Софи О'Нил и наиболее важная для ее карьеры, эта картина создала автору славу не только потому, что была написана свободно, сильно, но и потому, что художница избрала подобный объект. Мара часто думала о дерзости бабушки. И восхищалась ею. Ведь в те времена женщине очень трудно было стать художницей, и нужно было обладать огромной силой воли и храбростью, чтобы добиться своего, заниматься живописью и к тому же, нарушив все запреты, вызвать скандал, навлечь на себя всеобщее осуждение, написав обнаженного мужчину, да еще в такой интимной манере.
Мара негромко вскрикнула, на ее глазах выступили слезы, когда аукционист провозгласил:
— Нам предлагают сто тысяч долларов. Слышу ли я двести?..
Маре показалось, что ее сердце перестало биться. Она во все глаза смотрела на портрет деда, написанный бабушкой, и на нее нахлынула новая волна чувств. Дед был так молод, так легкомыслен и так красив… Маре показалось, что он может в любое мгновение сойти с холста в зал. По ее спине пробежали мурашки. Как прекрасен был дед! Как силен, мужествен… И бабушка всегда, всю жизнь видела его именно таким…
Цена росла быстро и яростно. Мара заметила, что серьезных покупателей в зале трое — двое мужчин и женщина. В одном из мужчин она узнала молодого принца из Саудовской Аравии, который стал известен в художественном мире четыре года назад, купив Моне за два миллиона долларов. Второй покупатель выступал как агент известного японского коллекционера, страстно собирающего произведения европейского искусства. Но кто была женщина, Мара не знала и постаралась как следует рассмотреть ее. Лет около тридцати, в темном брючном костюме от Армани, огромные темные очки в черепаховой оправе почти полностью скрывают лицо с классическими чертами, пепельные волосы уложены в прическу-шиньон.
Женщина подняла руку, показывая все пять пальцев.
Мара выпрямилась, она внезапно ощутила, что покупательница полна решимости.
— Пятьсот тысяч долларов! — воскликнул аукционист. — Я слышу пятьсот… Слышу ли я шестьсот?
Принц поднял руку. Аукционист выкрикнул:
— Шестьсот!
Агент японца кивнул. Аукционист сообщил:
— Семьсот! — И посмотрел на женщину. Она улыбнулась.
— Восемьсот! Кто предложит девятьсот?
Принц кивнул. Аукционист посмотрел на японца. Тот тоже кивнул. Женщина подняла палец. Ноготь на нем пылал алым лаком. На лбу аукциониста выступила испарина, он снова повернулся к принцу: