Прощай, невинность!
Шрифт:
— Один миллион долларов. Слышу ли я — полтора?
Короткий кивок — но принц явно встревожился, его лицо вытянулось. Агент в это мгновение говорил по радиотелефону, без сомнения, запрашивая инструкции из Токио, наконец он взмахнул рукой.
— Два миллиона! — вскричал аукционист, поворачиваясь к даме.
Она выглядела спокойной и невозмутимой.
— Три миллиона, — негромко произнесла она
Аукционист промокнул лоб и повернулся к принцу. Мара с усилием отвела взгляд от женщины и увидела, как молодой араб отрицательно покачал головой. Она посмотрела на агента токийского коллекционера. Тот заметно побледнел и что-то торопливо говорил в телефон. Наконец он бросил взгляд на аукциониста и кивнул.
— Четыре миллиона долларов! — выкрикнул аукционист.
— Пять, — спокойно бросила женщина.
Агент снова схватился за телефон. Аукционист ждал.
— Пять? Я слышу — пять! — произнес он наконец. — Пять миллионов — раз, пять миллионов — два…
Аукционист не отводил вопросительного взгляда от японца. Мара задержала дыхание. Агент отрицательно покачал головой. Нет. Японский коллекционер сошел с дистанции.
— Продано! — крикнул аукционист, ударяя молотком. — «Прощай, невинность» продана за пять миллионов долларов!
Мара откинулась на спинку кресла, дрожа от восторга и не веря происшедшему. Боже… Картина продана за пять миллионов долларов, пять миллионов — и это в год экономического спада! После девяноста лет забвения! Мару внезапно охватил восторг, безумный восторг, она горела от возбуждения. Ох, как были бы счастливы Софи и Эдвард, если б узнали об этом! Если бы только они могли знать!
Тут Мара краем глаза заметила быстрое движение, она резко повернулась и увидела, что женщина, купившая картину, торопливо выходит из зала аукциона. Мара дотронулась до плеча сидевшего впереди человека, она знала его, это был владелец художественной галереи на Мэдисон-авеню.
— Кто купил Софи О'Нил? — спросила она. — Кто эта женщина?
Мужчина повернулся к ней:
— Понятия не имею. Я ее вообще никогда не видел до прошлой недели, но когда «Кристи» приобрел эту картину, она стала тут появляться каждый день. Наверное, она чей-то агент, Мара.
Девушка похолодела. Ей необходимо знать, кто
Мара быстро встала и побежала к выходу. Она стремительно спустилась вниз по зеленым мраморным ступеням. Тут она увидела, что женщина пересекла вестибюль и выходит на улицу.
— Подождите! — закричала Мара. — Подождите!
Женщина оглянулась через плечо. Их взгляды встретились.
И тут же незнакомка ускорила шаг, вышла на улицу и подняла руку, останавливая такси. Мара помчалась к выходу:
— Подождите, прошу вас!
Но было уже поздно. Женщина скользнула в желтый автомобиль, и такси отъехало. Мара, огорченная и разочарованная, стояла на тротуаре, глядя вслед автомобилю.
— Но ведь это совсем не важно, Мара…
Мара вздрогнула при звуке голоса деда, понимая, что ей это просто послышалось, и все же невольно оглядываясь по сторонам, словно и вправду ожидая, что дед стоит где-то поблизости, улыбаясь своей теплой, неподражаемой улыбкой. Но конечно, никого рядом не было, кроме швейцара «Кристи», удивленно взглянувшего на девушку.
Мара резко отвернулась и, грустно опустив голову, пошла по Парк-авеню. Она твердила себе, что это и в самом деле не важно. Ведь они умерли. Но… но их души задержались на земле. Мара почти чувствовала, что они где-то близко, что они сегодня счастливы и горды. Но ведь произведение искусства должно принадлежать всем. И Мара знала, что не успокоится, пока не выяснит, в чьи руки попала «Прощай, невинность».
— Так кто же ее купил, Эдвард?
— Откуда мне знать? Идем, Софи, оставим эту загадку Маре — я ведь вижу, она просто умирает от желания разгадать ее.
Послышался мягкий, женственный смех. К нему добавился смех деда — низкий, ласковый… Постепенно эти звуки затихли.
Но даже если кто-то из прохожих и услышал разговор духов, это никого не обеспокоило. В конце концов, это ведь был Нью-Йорк 1993 года, и всякие странные события происходили тут постоянно…