Прощение и жестокость

Как же холодно. Вокруг все такое ледяное. Только вы, теплые тела, в силах мне помочь. Согреет только ваша кровь, текущая по моим венам.

Ты едешь домой темной ночью. Я слежу за тобой, смотрю в окно такси, которое преследую. Ты глядишь в экран телефона. Я чувствую тебя, чувствую, что ты смертельно устала. Твоя голова склоняется на грудь, но ты встряхиваешь волосами и заставляешь себя проснуться.

Да, милая, ты действительно устала. Очень устала. Твои руки и ноги ноют. Твоя голова

идет кругом. Телефон вываливается из рук, ты ловишь его, а тот в ответ зажигается экраном и шлет чье-то сообщение. Кто ждет тебя дома, милая? Много ли в нем тепла? Греет ли он тебя холодными промозглыми ночами? Знает ли он, насколько горячая кровь течет по твоим венам?

Я цепляюсь замерзшими когтями за холодные бетонные стены многоэтажек, отталкиваюсь и несусь дальше, чтобы не упустить тебя. Милая, ты больше не будешь уставать, когда я тебя настигну. Ноги и спина больше не будут болеть после долгой смены. Ты больше не будешь засыпать в дешевых такси и грязных автобусах.

Железный ящик автомобиля останавливается на твоей улице. Я вижу, как таксист будто случайно касается твоей руки, когда отдает сдачу. Выходи скорей, а то я убью его прямо сейчас и напугаю тебя.

Прячусь в тенях старых деревьев, холодных, недвижимых и бесполезных. В них нет жара человеческой жизни.

Останавливаешься перед обшарпанной дверью подъезда и ищешь ключи. Ты не найдешь их, милая, ты повернешься ко мне. Иди ко мне, моя горячая жизнь.

Ты мерно шаркаешь туфельками по холодной земле. Твои золотые волосы, цвета ранней осени, свисают на лицо. Как же ты устала. Тянешь ко мне руку, и я принимаю ее, невероятно теплую. Я подтягиваю тебя к себе и впиваюсь в обожженную холодным ветром шею. Спасибо, спасибо тебе. Сегодня твоя кровь меня согреет. Ты обмякаешь в моих руках. Ты станешь мной, а я – тобой. Ты станешь никем, а я – всем.

Я так горько плачу, моя милая. Мне так жаль. Мне холодно, но вены наполняются твоим жаром, твоим огнем и жизнью. Спасибо за все. Я благодарю тебя за жертву. Во тьме я беззвучно рыдаю над твоим мертвым телом, которое скоро станет пылью.

Не волнуйся, милая, я позабочусь о том мужчине, что ждет тебя. Сегодня он будет любить меня.

Я беру ключи из твоей руки, теперь они мои. Теперь у меня есть три дня, чтобы жить, а может, и больше, если я буду беречь твой подарок. А потом я вновь замерзну.

Но я буду вечно помнить тебя.

***

Петр проснулся и удивился, что в постели все еще пусто. Щелкнул по экрану мобильного на тумбочке – семь-сорок, уже утро. Резко сел на кровати и прислушался. Может, Лада дома? Пришла, да он не услышал? Больно крепко спал. Но квартира была молчалива. Только гудел холодильник на кухне, а старые часы в коридоре громко отсчитывали секунды.

– Лада? – позвал Петр.

Тишина, нет ответа. Она сегодня работала до трех. Петр прикинул, что должна быть уже дома. Может, на работе задержали? Страшные мысли отсекал: не бывать этому! Лада, случалось, задерживалась, а он, вместо того чтобы встретить ее у подъезда, все проспал. Если с ней что-нибудь

случилось, это полностью его вина.

Петр взял телефон и сполз с кровати. Расхаживая по старому аляповатому ковру взад-вперед, он нервно набрал Ладу. Гудок – один, второй, третий… Миллионы бесконечных гудков, и каждый отзывался паникой в голове.

– Алло?

– Лада! Ты где? – Петр разом выдохнул, сжал кулак и стукнул себя по лбу.

– Во дворе… – Голос показался странным. Петр кинулся к окну. Его девушка сидела на детских ржавых качелях, подставив руки утреннему солнцу. Она отталкивалась ногами и медленно раскачивалась, через открытое окно слышно было, как качели скрипели. Она прижимала телефон плечом к уху и напевала Петру какую-то неизвестную ему песню со странными словами:

– Черная земля. Старуха у огня…

Автомобиль резко развернулся и исчез. На оживленном шоссе о нем напоминали лишь черные отметины шин и еще не рассеявшийся дым из-под колес. Август выругался и свернул на перекрестке направо. Теперь их было уже не догнать.

– Позвонить Кристине, – произнес он. Голос дрожал от злости. По салону разнеслись телефонные гудки.

– Да?

– Вот куда пропал артефакт! – прорычал Август.

– Что? Ты их нашел? – на заднем фоне у Кристины слышались звуки булькающей воды.

– Артефакт, мать его! – заорал Август, не в силах сдержать злость. – Ты говорила, что Анатоль его уничтожил!

Кристина лишь промычала что-то нечленораздельное в трубку.

– У него небольшая дальность, метров триста, – ответила она через несколько секунд.

– Точно?

– Точно. А где ты его нашел?

– Он, похоже, вмонтирован в автомобиль.

– М-м… Они, наверное, уже скрылись. Если только ты по счастливой случайности не поехал туда, где они явятся.

Август затормозил и припарковался вдоль обочины.

– Почему ты скрывала, что вы его не уничтожили? – спросил он, конечно, ожидая, что Кристина, как всегда, начнет мяться и бубнить под нос. Эта странная манера выводила его из себя.

– Ну, так… – Она что-то сказала, он не разобрал. – Там Анатоль… Он как бы… Ну, ты же знаешь… Он вроде хотел, но передумал. Но попросил сказать, что мы все сделали.

Август наклонил голову и сжал руль так, что кожа перчаток мерзко заскрипела.

– Наверное, он хотел оставить его себе. – Судя по шуму воды, Кристина была в ванной. – Хотел. Да украли его…

– Так Анатоль оставил его себе? И вы решили это скрыть?

– Ну да, – как бы между делом отозвалась Кристина. – Ты погоди, я вылезу из душа.

Август уперся лбом в руль, слушая, как плещется вода и как что-то шуршит на весь салон автомобиля. Кристина дважды чихнула, а потом ответила:

– Ой, извини. Так. Ну да, он его себе хотел оставить. Хорошая же вещь. А когда Анатоль умер, то где-то через месяц хранилище обнесли. Все печати и знаки сорвали да и украли всякое.

– Кристи-и-ина… – простонал Август. – Хранилище Анатоля обнесли? И ты молчала?