Прощение славянки
Шрифт:
– Слышал о вас. Рад, что благодаря вам укрепится наш личный состав.
– Ну что вы, думаю, именно ваш опыт бесценен, – любезно ответил Солонин.
– А уж как нам пригодится ваш опыт! – впервые улыбнулся Мазур, и его лицо немного смягчилось. – О вас тут легенды рассказывают, будто что вы на слух по плотности огня противника умеете определять его численность, вооружение, и даже где он сосредоточивает основные силы.
– К сожалению, ни в одном военном училище не обучают, как на слух по силе огня оценить противника. Меня этому обучил наш командир роты, который Афганистан прошел.
– Вот и
Ошаев взглянул на настенные часы.
– А не пора ли нам пойти поужинать? Мы уже все обсудили, самое время и передохнуть, – вмешался он в разговор, довольный, что обычно сдержанный и даже немного угрюмый Мазур нашел общий язык с Солониным.
Ужинать пошли в ближайшее кафе. Каково же было удивление Солонина, когда вместо скромного столика на троих он увидел в небольшом, уютном зале несколько сдвинутых вместе столов, заставленных дымящимися тарелками и супницами. Кормить гостя из центра готовились всерьез. Несколько мужчин довольно бандитского вида обслуживали гостей. За столом, как положено на Кавказе, сидели одни мужчины, и все в военной форме.
– Звездный стол! – оценил встречу Солонин.
– Да, можно сбиться, пересчитывая звездочки на погонах! – пошутил Ошаев. – Но надеюсь, пища богов затмит сияние наших звезд! – пафосно закончил он небольшую прелюдию к главному тосту: – За нашего гостя, который отложил свои важные дела и протянул нам руку помощи!
Все радостно зашевелились, послышался звон бокалов, в которых искрилось темное красное вино. На вкус оно было терпким и приятно обволакивало гортань. Мясо источало восхитительный аромат, и Солонин с наслаждением впился в него крепкими зубами.
– Жаль, что я женился не на ингушке, – посетовал Виктор. – Такое вкусное мясо никто, кроме ваших женщин, не умеет готовить!
– А я бы от русской жены не отказался, – возразил Асланбек. – Какие щи они варят, сказка!
Мужчины принялись обсуждать гастрономические достижения различных кухонь мира, и никто не вспоминал, что, возможно, это пиршество может оказаться последним в жизни кого-нибудь из них: через день предстояло выходить в горы.
Турецкий поднял трубку внутреннего телефона и, заслышав голос Солонина, радушно пригласил его зайти в кабинет.
– Ну герой, герой! – похлопал он по плечу своего бывшего любимчика-курсанта. – Притом «Герой» с большой буквы. Слышал, что тебя представили к награде. – Оглядел его со всех сторон и удовлетворенно добавил: – И загорел, и похудел. А в командировке-то всего месяц был. Ну рассказывай, за что орден отхватил.
Они присели на мягкий диван, расслабленно откинулись на спинку. Солонин стал подробно докладывать о знакомстве и разговоре с Соней Салтановой. Турецкий нетерпеливо дожидался самого интересного. Он уже знал о том, что группа Мазура и Солонина освободила из плена русского капитана. Но, видимо, Солонин решил оставить эту информацию на десерт, с чем Александр Борисович был согласен. Он сам любил приберегать самое интересное напоследок. А пока он засыпал Солонина вопросами о боевых действиях федералов в горах.
– Кто руководил операцией? – Турецкий хотел услышать знакомое имя, и Солонин его назвал:
– Полковник Мазур, молодой совсем. Может, вы его и не помните. Но он вас знает, как-то сопровождал в одной вашей командировке. Когда вы в Назрани были.
– Погоди, припоминаю Мазура… – задумчиво произнес Турецкий. – Худой такой, лицо узкое, со следами оспы, проницательный взгляд. Смотри, уже полковником стал!
– Точно, он. А взгляд его не просто проницательный. Как-то даже неуютно становится под прицелом его взгляда.
– Хорошо сказал – под прицелом, – подметил удачное сравнение Турецкий.
– План операции, по существу, мы вместе разрабатывали. Он предложил под вечер выходить, аргументировал убедительно. Я-то сторонник утренних рейдов. Но он крепкую команду сколотил, там и спецназ, и омоновцы. Словом, специалисты, которые ночной бой вести могут с завязанными глазами. Это я фигурально говорю.
– Ну рассказывай, как бандитов брали, – с мальчишеским интересом слушал его Турецкий.
– В горы начали подниматься, солнце уже к закату клонилось. До места дошли без приключений. У них база в лесу, в бывшей деревне. Там, видать, не один бой проходил. Разрушений много, жителей – никого. Даже собак нет.
– Ну это вам на руку, собаки чужаков сразу чуют, лай бы подняли.
– Поначалу нам удалось близко подползти и врасплох их застать, там трава некошеная, хозяев-то нет. В бинокль понаблюдали – парочку арабов углядели, даже негра одного.
– Да к ним наемники как пчелы на мед летят, боевики им такие деньги платят. А в наемники, сам знаешь, за деньгами идут. Им все равно, в кого стрелять. Ну а дальше? – перебил себя Турецкий.
– Эти бородачи – люди стреляные, заметались, забегали, оружие у них наготове. Ответную стрельбу открыли. Пристрелялись, такой ураганный огонь пошел! Но мы постоянно перемещались. И преимущество все равно за нами оставалось некоторое время. Солнце закатилось, темень, но у нас приборы ночного видения. Мы цепью залегли, с двух сторон. Открыли стрельбу из гранатометов. И позиции сразу меняли по правому и левому флангам.
– А сколько их было?
– Подсчитали после боя – двадцать два человека уложили. Пальба с обеих сторон такая стояла, да еще эхо ее разносило, как будто две армии сражались. Трассирующие со всех сторон огненными стрелами, – вдохновенно продолжал Солонин, и глаза его горели. Турецкий тоже пришел в возбуждение, он слушал рассказ своего собеседника как захватывающую историю. – А потом по одному дому как жахнули, а там, оказывается, склад боеприпасов. Как рвануло! Красота! Огонь полыхает, гранаты рвутся, прямо фейерверк во вселенском масштабе!
– Слушай, Виктор, а ты стихи, часом, не пишешь? У тебя такая речь метафорическая!
– Не-а, стихи не пишу. Песни сочиняю, про войну, – поскромничал Солонин и не признался, что и стихи пишет, и даже рассказы пробовал, да стесняется кому-нибудь показывать.
– Как-нибудь споешь? – спросил его Турецкий.
– Может быть… – неуверенно пообещал Виктор.
– Долго длился бой? – вернулся к теме Турецкий.
– Да где-то с час. У нас шестерых ранило, а двоих насмерть. А их всех постреляли. Стрельба с их стороны прекратилась, а это означало только одно – стрелять уже было некому. Они же до последнего сражаются. Проверили всех, документы собрали.