Прощение славянки
Шрифт:
Турецкий иронично улыбнулся:
– Вы так полагаете?
– Уверена, – безапелляционно заявила Елка.
– Что-то я не представляю себе политиков, актеров и прочий бомонд, одетых в старые тренировочные костюмы. Жириновский и Павел Буре точно будут против.
Но Елку трудно было поколебать в выбранном эстетическом направлении.
– Ну и пусть катятся подальше, если ничего не шарят! Конечно, Москва слезам не верит, и… правильно делает. Скромное обаяние восьмидесятых мыслимо только в сочетании с вульгарным шиком девяностых!
– Вот
– Само собой. Олимпийка, бриджи, кепка, сапоги на шпильках и гроздья золота – вот что надо носить! В сочетании с вашей татуировкой, кстати, выглядеть будет круто.
– Я учту, – пробормотал Турецкий. – А как насчет золотой фиксы? Мода еще не пришла?
Елка посмотрела на него с удивлением и медленно сказала:
– Слушайте, товарищ, офигенная же идея… Это же можно нехилые бабки сделать! Черт! Черт!! Ну вы даете!
– Бабки сделать можно, надо только сперва на стоматолога выучиться.
– А… – Она махнула рукой. – Ладно, ближе к телу давайте. Что вы хотели от меня? Я же вижу, дело какое-то есть.
– Я ищу молодого человека по имени Дмитрий Головня. Думаю, вы могли бы мне помочь.
– Интерсна-а, – протянула Елка. – Вы за кого меня, собственно…
Турецкий сообразил, что его не так поняли, но извиняться не стал, решил не суетиться и не мельтешить. Главное – сидеть спокойно на крылечке, и тогда увидишь, как мимо проплывут трупы твоих врагов. Кто это сказал? Какой-нибудь Лао-цзы? Неважно.
– Елка, мы с Дмитрием приятели. Ну так как, скажете что-нибудь?
– А чего говорить попусту. Бог нам дал только один рот – чтобы говорить меньше. И два уха – чтобы слушать больше.
– Так и вам вроде слушать нечего – я-то ничего не рассказываю, только спрашиваю.
– Это-то и плохо. – Елка кивнула бармену на бутылку с текилой.
– Уверен, вы его знаете, – не отставал Турецкий, подвигая ей стопочку. – Он классный фотограф и у вас одевается. Не можете не знать. Димка расстроится, если мы не встретимся.
– Да зачем мне этот геморрой? И Димону зачем свинью подкладывать? – Елка лихо опрокинула текилу.
– Да Димон вам только спасибо скажет. Я ему деньги должен.
– Так давайте, я передам! – засмеялась Елка.
– Ладно. – Турецкий открыл бумажник и протянул ей сто долларов. – Жаль только, что повидаться с ним не получится. Я-то в городе проездом. – Он непритворно вздохнул.
Елка удивилась, но деньги взяла. Почесала затылок.
– Короче, записывайте адрес. А уж дома он или нет – это как повезет. Только про эту фатеру никому. Идет? Он ее про запас держит. Вообще-то он неделями из клубов не вылезает. Когда на пляжах не работает и не играет… ну в смысле…
– В казино?
– Вот теперь вижу, что вы реально с Димоном знакомы! – с облегчением рассмеялась Елка, делая знак бармену, чтобы налил еще. – Димон вчера в «Дырявом блюдце» тусовался.
Теперь необходим был помощник. Турецкий мог торчать в клубах и развлекаться, но шастать по жилому сектору города было просто глупо –
Как уже не раз в подобных ситуациях, Турецкий позвонил в частное детективное агентство «Глория». В «Глории» в подобных тактических вопросах, как ему казалось, лучше всего подходил Сева Голованов. С Головановым в равной степени хорошо было мерзавцев отлавливать и на кухне за жизнь общаться. Они были почти ровесниками, и Александр Борисович чувствовал некоторую родственность душ.
Но к большому разочарованию Турецкого, Сева оказался занят поиском угнанной машины какой-то шишки, важной настолько, что даже не смог назвать его фамилию. Зато он тут же порекомендовал Пушкина, который сейчас был в отпуске. Турецкий обрадовался. Он начисто забыл про Пушкина, а это был в не меньшей степени подходящий вариант. Позвонили Пушкину. Пушкин, к счастью, действительно оказался свободен и помочь согласился. Турецкий попросил его вылететь немедленно – все накладные расходы будут компенсированы.
Оперативник Иннокентий Михайлович Пушкин был заслуженным работником МУРа, которым безмерно гордился Вячеслав Иванович Грязнов, еще в его бытность главой московской «уголовки». Пушкин по-прежнему работал в МУРе, но не раз в частном порядке помогал сыщикам из «Глории» в разнообразных «деликатных» вопросах. Кстати, вместе с тем же Севой Головановым они некогда вместе ловили жуликов и прочих нехороших граждан, но дальше их дороги отчасти разошлись: Пушкин, в отличие от Севы, наотрез отказался уходить с государственной службы в частную детективную контору. С Севой же они оставались близкими приятелями. Почти как в гоголевском «Ревизоре», острил по этому поводу Голованов. «Бывало, часто говорю ему: „Ну что, брат Пушкин?“ – „Да так, брат“, отвечает, бывало: „так как-то все…“ Большой оригинал».
Оценив интерьер «Дырявого блюдца» и заглянув в меню, Турецкий понял, что это один из тех бессмысленно дорогих баров, которые появились при небольших новых отелях. На темных стенах тускло поблескивали огромные алюминиевые диски, напоминавшие злобные глаза какого-нибудь фантастического чудовища из новомодного фильма. Турецкий сидел под одним таким глазом, неподалеку от освещенной ниши. Периодически пил и ел. Думал о вечном и повседневном. Коротал время, как мог.
В результате прождал четыре часа. Димон Головня так и не появился.
Александр Борисович задрал голову – глянул на зеркальный потолок и подумал, что, наверно, у него тоскливый вид человека, занимающегося бесполезным делом. И для модного клуба совершенно неподходящий.
Девушка за соседним столиком вертела в руках пачку сигарет и искоса поглядывала то на Турецкого, то на входную дверь. Турецкий не удержался и подмигнул ей, девушка тут же привстала, но Турецкий предостерегающе погрозил пальцем: не надо. Не надо. К сожалению. Она пожала плечами и села на место. Он заказал виски «Ред лейбл» три раза подряд, выпил, расплатился и пошел к выходу.