Прошел караван столетий (сборник)

Гадание было назначено на третий день месяца

айяра [1] в храме Шамаша, что возвышался над Ниневией, [2] сверкая на солнце своими белыми стенами. В угоду богу Шамашу царь Асархаддон, [3] великий царь Ассирии, приказал приготовить жертву – белого ягненка с золотыми копытцами. Копытца позолотил царский ювелир в тот день, когда ягненка привели в храм и отдали жрецу. Десять дней провел ягненок в преддверии храма. Каждое утро, на рассвете, приходил жрец в белой одежде и поил ягненка парным молоком.

Затем он вынимал из расшитого золотом мешочка большой гребень из слоновой кости и расчесывал его кудрявую шелковистую шерсть.

Близился день жертвы. К нему готовились не только жрецы и служители храма, но и сам Асархаддон.

Уединившись в своей библиотеке, большой мрачной комнате с нишами в стенах, где были сложены глиняные таблички [4] великих предков, царь при колеблющемся пламени светильников диктовал писцу запросы богу Шамашу, на которые он хотел получить ответ во время гадания.

Властитель Ассирии был мрачен и молчалив. Даже верховный жрец храма Шумукин не мог проникнуть в покои царя.

– Его царственность не хочет видеть никого, – говорил телохранитель Шумукину. – Он не допускает к себе послов иноземных, прибывших с поклоном из дальних земель. Давно уже не творит царь справедливого суда, не хочет слушать мудрых сказителей.

– Почему же так мрачен великий Асархаддон? – спросил жрец у телохранителя. – Не потому ли, что лазутчики принесли дурные вести?

– Для тебя нет тайн на земле! – воскликнул телохранитель, кланяясь жрецу.

Дурные вести принесли лазутчики, прибывшие из пределов Урарту. Они сообщили Асархаддону, что царь урартов Руса, сын Аргишти, в добром настроении, что много у него новых дворцов и храмов, каналов и виноградников.

Благоденствие сошло на земли урартов. А что может быть хуже таких вестей? Процветание урартов – это угроза ассирийцам. Как не думать об этом Асархаддону!

– Ты прав, – вздохнул Шумукин. – Поистине велика забота его царственности о землях Ассирии. Напомни царю, что Шумукин близок к богу Шамашу и может узнать у владыки вселенной все, что ждет нас впереди.

Шумукин вошел в библиотеку в тот момент, когда старый писец Набушумиддин читал Асархаддону таблички царя Саргона, великого предка, прославленного победоносными походами на Урарту. Тридцать лет и три года прошло с тех пор, как царь Саргон разгромил цветущие города Урарту.

Казалось, что никогда не оживет покрытая пеплом земля. И все же она ожила.

Теперь могущество урартов пугает Асархаддона.

– Чем грозит нам их процветание? – вопрошает он бога Шамаша.

А писец медленно читает:

– «…Прибыл я в пределы Урарту и крепость прекрасную увидел там.

Возвышалась она на кипарисовой горе, сверкая белизной своих крепких стен.

Люди, живущие в этой области, во всем Урарту не имеют равных в умении обучать лошадей для конницы. Тысячи малых жеребят выращивают они для царского полка и как подать отдают царским чиновникам. Прекрасны их кобылицы, как ветер быстры их крепкие кони. Но мы взяли их и увели. В страхе бежали от моего оружия кони и люди. Смертной пеной покрылись воины.

И не осталось в живых ни одного из них».

Асархаддон слушает, поглаживая темную курчавую бороду, умащенную душистыми маслами. Злые черные глаза царя мрачны и сверкают, как агатовые застежки на его тонкой пурпурной мантии.

– Сотвори истину, великий Шамаш, бог солнца, света и правосудия! – шепчет Асархаддон. – Останови их, не дай им больше сил и могущества!

А писец читает:

– «…как владыка вошел я в Урарту. Победоносно вошел я в царственное жилище царя Урсы. Крепкую стену дворца, сделанную из острых горных камней, я велел разбить железными кирками и мечами. Как глиняный горшок, были разбиты стены. Приказал я сровнять их с землей, чтобы не осталось и следа от жилища царей.

Длинные кипарисовые стволы, кровлю дворца его, я сорвал, заставил воинов обтесать их топорами и забрал в Ассирию. Я открыл их полные амбары и обильными запасами без числа накормил мое войско. Я вскрыл их винные подвалы, и многочисленное воинство Ашшура [5] черпало из больших и малых карасов [6] душистое вино, как речную воду.

В прекрасные сады – украшение города, – полные плодовых деревьев и лоз, ворвались мои сильные воины, и загремели железные топоры, опустошая цветущую землю.

Мы осушили каналы и превратили в болото быстрые реки.

Имущество дворца и бога Халда и многие богатства, которые захватил я в Мусасире, велел я тащить в Ассирию. Людей области Мусасира я причислил к людям Ассирии, повинность воинскую и строительную я наложил на них, как на ассирийцев.

Услышав это, царь Урса поник на землю, разодрал свои одежды, опустил свои руки, сорвал свою головную повязку, распустил свои волосы, прижал обе руки к сердцу, повалился на землю и зарыдал. Его сердце остановилось, его печень горела. Во всем Урарту, до пределов его, я распространил рыдания, плач людей на вечные времена…»

– Довольно! – кричит в гневе Асархаддон. – Все понятно! Они были превращены в пепел, в прах, в тлен. Их не стало, а теперь они есть и снова угрожают нам! Они сговор ведут со скифами. Союзников верных ищут!.. Что делать нам, о великий Шамаш? – вопрошает Асархаддон.

– На рассвете гадание! – шепчет, склоняясь к золоченому креслу царя, жрец Шумукин. – Великий Шамаш даст нам ответ.

С этими словами Шумукин падает ниц перед грозным Асархаддоном и прижимается губами к золоченым сандалиям царя. Его красные, слезящиеся глаза с собачьей преданностью обращаются к царю.