Праздничный костер Макеры

Макера – на языке людей хауса «кузнец». Свое имя «Макера» мальчик получил в тот день, когда еще трудно было сказать, будет ли он кузнецом, ткачом или охотником. И будет ли вообще жить на свете. Ведь немногие дети людей хауса доживали до таких лет, когда уже можно было сказать, что духи предков покровительствуют им и даруют жизнь. Малютки нередко умирали, еще не начав ходить и говорить слово «мама».

Однако отец малыша, кузнец Бахаго, помолившись перед глиняным алтарем, где стояла деревянная голова его деда, и воздав жертву духам предков, уверовал, что его сын вырастет и будет хорошим кузнецом.

Бахаго считали удачливым. Из шестерых его детей только трое умерли совсем крошечными, а трое сыновей уже подросли и стали помогать отцу. Сейчас,

Крошечный Макера не знал, что фура – самое любимое и лакомое блюдо у людей хауса. Он не хотел есть фуру. Он отбивался и барахтался в руках матери, отворачивал свою курчавую головку и кричал. А мать усердно набирала в свой рот просяную кашу, прожевывала ее и кормила своего младенца, как это делают некоторые птицы, живущие в саванне.

Когда тьма спустилась на землю, Бахаго зажег костер в честь своего маленького Макеры. Он зажег его посреди селения, где трава была вытоптана ногами веселых танцоров. Вначале у костра собрались одни мужчины, и Бахаго стал им рассказывать о том, как дед, искуснейший во всей округе кузнец, учил его плавить металл и превращать бронзу в очень нужные и полезные вещи. Он рассказывал это весело, не переставая шутить и улыбаться, так что в полутьме только и видно было, как ослепительно сверкали зубы и белки больших глаз.

– Старик хотел, чтобы я стал знаменитым мастером при дворе великого обба – царя Эдо! [1] – рассказывал Бахаго. – Знаете ли вы, что обба имеет дворец, который больше всего нашего селения? А во дворце у него множество алтарей. Говорят, что там стоят бронзовые статуи великих предков божественного правителя. Кто-то должен их сделать?

– Ты хочешь их делать? О безумец, чего ты захотел! Ты хочешь покинуть саванну? – закричал старейшина племени Маваки. – Ты хочешь бежать из родного селения, где духи предков добры к тебе? Ступай! Ступай! Ступай! Ты делаешь здесь наконечники стрел для охоты на слонов, а там ты будешь делать цепи…

– Зачем цепи? Для чего?

– Для своих братьев! Разве ты не знаешь, что есть земля, которую называют Невольничий берег? Туда угоняют людей хауса, йоруба, фульбе, заковывают их в цепи и увозят в дальние страны, как скот.

– Ты пугаешь меня, будто я собираюсь покинуть свой дом. Я никогда не покину саванну, – ответил Бахаго, – не покину свое селение! За кого ты меня принимаешь, Маваки? Разве я не вижу, как добры ко мне духи предков? Вот ты, Маваки, призвал меня в день молодой луны и дал мне прекраснейший слоновый бивень. А твой внук только вчера притащил мне тушу молоденькой ориби. [2] И все это – за мои бронзовые наконечники стрел. Вам очень нужны наконечники стрел, – иначе как вы будете убивать слонов и буйволов? А я умею делать их даже с закрытыми глазами. Скажи, зачем я покину наше селение? Недаром наши предки называли его Слоновьей Тропой. Мое сердце сладко замирает, когда я просыпаюсь ночью от гулкого топота слоновьего стада. Духи предков добры к нам. Это они велели слонам бежать на водопой по тропе, проложенной мимо наших хижин. Как я могу покинуть наше селение? Я удачлив, Маваки! С тех пор как я помню себя, мы всегда имеем вдоволь мяса, пальмового вина и кое-что для обмена в прекрасном городе Кано.

– Я не помню случая, чтобы ты побывал в городе Кано, – ответил Маваки и строго посмотрел на Бахаго – не обманывает ли кузнец старейшину племени.

– Это было давно, Маваки. Отец брал меня с собой в Кано. Я был еще глупым мальчишкой. Но я хорошо запомнил богатый базар и улицу ткачей. Там отец обменивал бронзовые браслеты и серьги на ткани. С тех пор я никогда не бывал в Кано. Но настанет день, когда я отправлюсь туда, и со мной пойдут четверо моих сыновей. Женщины хауса ценят мои украшения, и в Кано найдется их немало. Они дадут мне взамен самые лучшие синие ткани.

– Я обращусь к духам предков и выпрошу тебе удачу, – сказал старый Маваки. – Но ты привезешь мне тканей для моих жен и внуков.

– Я не отказываюсь, привезу! Я привезу много тканей для тебя и для себя. Мой дед научил меня делать вещи такой удивительной красоты, что мне нет покоя от женщин хауса: все желают иметь мои браслеты, мои кольца и украшения для волос. Окажи мне честь, мудрый Маваки, выпей моего пальмового вина и расскажи нам о предках. Ведь старше тебя нет человека в нашем селении.

Старейшина племени Маваки очень любил пальмовое вино – томбо. Он никогда не отказывался от угощения: это было невежливо. Он с удовольствием выпил объемистый кувшин вина, и тогда все мужчины селения, сидящие у праздничного костра, увидели, что глаза старейшины еще полны огня и мудрости. В ярком зареве костра они сверкали так же молодо, как и много лет назад. А хриплый голос Маваки – не так, как прежде, но все же очень хорошо – напомнил им песнь счастливой охоты.

Тотчас же старшие сыновья Бахаго притащили свои барабаны, к ним присоединились дудки молодых охотников, и началось веселье с песнями и плясками. Тут и женщины не стерпели. Они оставили плачущих детей в темных хижинах и бросились к веселому костру Бахаго. Всем хватило пальмового вина – его долго запасала мать крошечного Макеры, четвертого сына кузнеца, виновника торжества.

Тростниковые хижины, приютившиеся в небольшой роще гвинейских пальм, были затеряны среди бескрайней саванны на севере Нигерии. Высокая трава скрывала здесь не только человека, но и громадных слонов. Время засухи окрашивало саванну в бурый цвет слоновьей шкуры, делало ее унылой и однообразной. В эти месяцы пальмовая роща маленького селения охотников выглядела зеленым оазисом.

Люди хауса, жившие в этом небольшом селении, очень ценили свои пальмы и берегли их. Здесь были пальмы, посаженные прадедами; они прожили уже целое столетие. Другие деревья были молоды, как дети. Но уже в четырехлетнем возрасте они приносили пользу. Молодые листья пальм использовались для еды. Старые – превращались в корзины. Из них делали кровлю для хижин. Такие крыши помогали укрыться во время дождей. Когда созревали плоды, женщины и дети принимались за приготовление масла. Мужчины же больше всего заботились о том, чтобы собрать много сока пальмы. Из него делалось отличное вино томбо.

Томбо нужно было в каждой семье. То праздновали рождение сына. То отмечали удачную охоту на слонов. То вдруг удавалось убить леопарда, который ночью пробрался к хижине.

Жена кузнеца Бахаго целых полгода с величайшим терпением готовила томбо. В глубоких темных ямах стояли "глиняные сосуды с пальмовым соком. Когда сок начинал бродить, Бахаго обращался к духам предков. Он приносил к алтарю что-либо съедобное и просил милости, чтобы вино получилось крепкое и понравилось гостям.

На рассвете, после веселого празднества, Бахаго велел жене поставить у алтаря калебас [3] вина в благодарность за то, что все удалось как нельзя лучше, за то, что гостям понравилось томбо, за то, что старый мудрый Маваки обещал покровительство младшему сыну.