Прошел караван столетий (сборник)
Шрифт:
Но отец молчал.
В КОРОНЕ ШАХА МАМУНА НЕДОСТАЕТ САМОЙ КРУПНОЙ ЖЕМЧУЖИНЫ
Абу-Райхан ал-Бируни в сопровождении гонцов хорезмшаха приближался к стенам Гурганджа. Его тревожила мысль: к чему это приглашение? Для какого дела он понадобился правителю Хорезма? Ученый уже не впервые задумывался над этим и делал разные предположения.
Может быть, Мамун хочет обновить хорезмийский календарь? Или ему потребовались математические вычисления для строителей оросительных каналов? Что нужно шаху Мамуну от ученых? Говорят, будто он призвал их из Бухары, Самарканда и Нишапура. [24] Так ли это? Что побудило шаха расточать милости людям, далеким от дел его двора? Возможно, что ему захотелось иметь при дворе горизонтальные солнечные часы? Их не сделаешь, не имея сведений о широте того места, где они будут устроены. Вычисления должны быть точные. Не для того ли нужны математики? Если хорезмшах желает показать посланцам халифата, как он верен аллаху, то естественно его желание добыть точные данные для всех пяти суточных молитв. Ведь всякому правоверному мусульманину, особенно если он к тому же еще и правитель великой страны, хочется, чтобы муэдзин призывал к молитве всегда в одно и то же время, как это делается в Мекке и Багдаде. Но вряд ли только для этого собрал хорезмшах всех ученых. Позднее откроется истина. А пока надо набраться терпения. Терпение нужно не только для научных опытов, но и для того, чтобы спокойно, с достоинством переносить причуды правителя. Ведь причуды неизбежны. Разве пребывание при дворе правителя Гургана, [25] Кабуса ибн Вашмгира, не научило его терпению? Теперь он хорошо знает цену добрым словам правителя и не очень-то верит этим словам, они редко бывают искренними. И еще реже бывают продиктованы благородными порывами сердца. Чаще всего они пропитаны корыстью, желанием сделать чужую голову своим достоянием. Но, зная эту истину, надо примириться с ней и идти дальше своей дорогой. Дорога впереди трудная, хоть и манящая своими загадками, нераскрытыми тайнами. «Иди же вперед, Абу-Райхан, и не жалуйся на трудную судьбу! Помни: ты сын безвестных родителей и не было у твоей колыбели человека, который бы имел достояние и смог бы помочь тебе в юности. Ты был усердным и любознательным, Абу-Райхан, но нельзя сказать, чтобы аллах очень покровительствовал тебе. В двадцать лет уже пришлось покинуть родной край и бежать от дворцовых смут. Хорошо, что был снисходительным правитель Гургана. Годы, проведенные в Гургане, не прошли даром. Были прочитаны груды книг о прошлом ушедших поколений. И разве часы, проведенные за этими страницами, не принесли тебе радости? А каким счастливым был тот день, когда ты завершил многолетний труд и старый переписчик взял в свои дрожащие руки объемистую книгу „Следы, оставшиеся от прошедших поколений“! Не этот ли труд привлек внимание хорезмшаха? Очень хотелось, чтобы люди заглянувшие в эту книгу, поняли, что следы эти драгоценны, что их надо беречь».
24
Нишапур – город в Иране, вблизи нынешнего Мешхеда.
25
Гурган – город на южном берегу Каспийского моря.
Так размышляя о прошлом, Абу-Райхан словно подводил итог сделанному и намечал свой дальнейший путь. Он служил науке верой и правдой, но давно уже понял, что без покровительства шахов не сделаешь и самой малости. Значит, надо терпеть причуды правителя.
«Не удивляйся причудам великих мира сего, – говорил сам себе Абу-Райхан. – Пусть 398 год хиджры [26] – год возвращения на родную землю Хорезма – будет знаменательным для тебя. Пусть тебя озарит звезда мудрости, Абу-Райхан. Клянусь аллахом, я использую этот свет для блага людей. Богословы говорят, что всемогущему все видно; хотел бы я знать, видит ли он, как я хочу познать звезды небесные и недра земные. И разве не для этой великой цели я трачу свою жизнь? Впрочем, этой великой цели многие готовы отдать жизнь. И первый из них – Хусейн ибн Сина. Боги наделили молодого ученого бесценным даром. Он способен заглянуть внутрь человека и разгадать тайну самого загадочного недуга. Поистине чудо! Но каким тяжким трудом достиг он этого совершенства! Мало кто знает, что ибн Сина отважился подкупить могильщика и, получив у него труп безвестного человека, разрезал его и узнал, как изменились органы человека во время болезни. Он сделал это тайно, иначе богословы предали бы его проклятью. Но и без того они считают его безбожником. Возможно, до них дошли стихи Хусейна, которые записал один из его верных учеников:
26
398 год хиджры (мусульманской эры) соответствует 1010 году новой эры.
Вспомнив эти строки, ал-Бируни улыбнулся. Стихи говорили о смелости взглядов Хусейна, а, по мнению Абу-Райхана, смелость – одно из самых необходимых качеств ученого.
«Хорошо, что хорезмшах призвал Хусейна ибн Сину в Гургандж, – подумал Абу-Райхан, – любопытно встретиться с ним!»
27
Перевод И. Сельвинского.
Въезжая в ворота Гурганджа, ал-Бируни встретил глашатая на статном рыжем скакуне. Он громко провозглашал волю шаха Мамуна, призвавшего на свой меджлис [28] всех ученых. Гонцы, сопровождавшие Абу-Райхана, всполошились и спросили ученого, поспешит ли он сейчас на меджлис, но Абу-Райхан только развел руками.
– Помилуйте, – сказал он, – могу ли я предстать перед великим правителем Хорезма в одежде странника, покрытой пылью дорог? Сегодня обойдутся без меня, а завтра, я надеюсь, хорезмшах примет меня.
28
Меджлис – собрание.
С этими словами ал-Бируни покинул гонцов, узнав предварительно, где ему отведено жилье.
«Гургандж – столица Хорезма, – думал ученый, – но редко слышна хорезмийская речь. Язык жителей Гурганджа оскудел, потерял свою живость и прежнюю образность. Люди просвещенные стараются показать свои знания арабского языка. Это естественно, если при дворе правителя принят арабский язык. Впрочем, и сам я предпочитаю писать свои труды по-арабски. Этот благозвучный язык словно создан для науки. Но и в поэзии он удивительно хорош». Подойдя к дому, предоставленному ему, Абу-Райхан подумал: «Такая щедрость, пожалуй, излишня. К чему?.. Богатый дом нужен человеку, который намерен устраивать пиры, а у меня никогда не будет времени для веселых сборищ».
В то время когда ал-Бируни переступал порог своего нового дома, хорезмшах Мамун слушал дабира. Склонив голову перед повелителем, дабир говорил о том, как засияют на небосклоне Хорезма величайшие звезды науки, собранные правителем во имя процветания страны. Умный и образованный дабир читал строки из книги Абу-Райхана:
– «…Откуда могли бы быть у нас сведения о преданиях народов, не будь в нашем распоряжении вечных произведений пера?» Ал-Бируни говорит о вечных произведениях пера, – продолжал дабир, – он посвятил им все дни своей жизни. И мы видим это, читая труд ученого.
Хорезмшах Мамун, слушая дабира, одобрительно кивал головой. Книга ал-Бируни «Следы, оставшиеся от прошедших поколений» нравилась ему. Он прочел ее с интересом и был доволен, когда нашел в ней страницы, посвященные прошлому Хорезма.
– Где Абу-Райхан? – спросил шах Мамун. – Будет ли он на меджлисе?
– Я жду его, – признался дабир, – но не знаю, поспеет ли он на меджлис. Глашатай уже сзывает ученых.
– Тогда отложим меджлис, – предложил Мамун. – Сейчас меня занимает Абу-Райхан. Что ты узнал о нем?
Вошедший в покои шаха вазир внимательно прислушивался к разговору шаха с дабиром.
– Учителем Абу-Райхана был знаменитый Абу-Наср Мансур ибн Али ибн Ирак, – отвечал дабир. – Этот выдающийся астроном – слава о нем никогда не померкнет! – избрал себе достойного продолжателя. Вот почему я считаю Абу-Райхана ал-Бируни той жемчужиной, которой должен украсить свою корону великий шах Мамун.
– Если я не ошибаюсь, – вмешался вазир, – учителем Абу-Райхана был врач и астроном Абу-Сахль Иса ал-Масихи? Я не очень доверяю этому ученому-христианину. – Вазир сделал паузу, искоса глянул на молчаливого хорезмшаха и добавил: – Абу-Райхан ал-Бируни прибудет ко двору, но я не знаю, та ли это жемчужина, которой недостает в твоей короне, великий шах Мамун.
С недавних пор вазир враждовал с дабиром, и сейчас он не терял случая поддеть его, хотя понимал, что ал-Бируни все равно встретят с почестями, раз этого пожелал хорезмшах.
«Пусть встретят с почестями этого безвестного хорезмийца, – подумал вазир. – Настанет время, и богословы сумеют доказать, что во дворец правителя Хорезма пробрался безбожник и еретик».
Хорезмшах Мамун любил присутствовать при ученых спорах. Ему нравилось, когда прославленные ученые ставили друг другу сложные, а иной раз и неразрешимые вопросы. Он гордился тем, что сумел привлечь к себе людей науки, которые были прославлены своей образованностью в других городах. Правда, этим он восстановил против себя многих богословов, которых приводили в трепет даже самые имена этих ученых. Иные из них не скрывали своей неприязни к молодому врачевателю ибн Сине, хотя знали, что он спас жизнь правителю Бухары.
Ибн Сина восстановил против себя богословов не только тем, что, занимаясь исцелением больных, больше полагался на свои знания, чем на волю аллаха, но еще и тем, что говорил недозволенное. Он интересовался многими науками и нередко высказывал свое мнение о вещах загадочных и непостижимых. Ученый осмелился сказать, что образование гор могло произойти либо от поднятия земной поверхности, как бывает при сильных землетрясениях, либо от действия воды. Мало того – он высказал мысль о том, что некоторые пласты на горах произошли от древних морей, в которые они были когда-то погружены.