Прошито насквозь. Прага и Будапешт. 1970
Шрифт:
К его удивлению, беседка была уже занята – какая-то неясная фигура сидела на скамейке. Было довольно темно, и света из соседних окон не хватало, чтобы разглядеть сидящего человека внимательнее, но красивая осанка говорила сама за себя.
В такую удачу было трудно поверить, и Адам остановился поодаль, не решаясь подойти ближе. Конечно, он думал, что в какую-нибудь ночь наткнется здесь на целующуюся парочку или компанию молодых людей, страдающих коллективной бессонницей. Однако беседка стояла посреди двора, на той стороне, где было много окон, и это спасало его от нежелательного соседства. В конце концов, он пришел к выводу, что выйти и усесться на скамейку посреди ночи может только человек, преследующий
– Что же вы встали? Подойдите-ка поближе, – мягкий голос разлился теплыми волнами в сыроватом воздухе. – Вы ведь так хотели поговорить со мной. Я умею ценить такие поступки.
Адам подошел к ней и осторожно опустился на другой край скамьи.
– Я не хотел вас тревожить. Не думал, что вы заметите.
– Да уж как не заметить. – В ее голосе зазвучала улыбка. – Обычно я смотрю в окно, которое выходит на другую сторону – туда, где проходит дорога. Люблю смотреть на свет автомобильных фар. Смена огоньков, отблески на асфальте. В дождь даже капли начинают блестеть и прорисовываться четче. Красиво. Но два дня назад я пропустила это зрелище – смотрела в окно на этой стороне. И вообще, целую неделю смотрю только сюда. Все вы.
Значит, она не спит допоздна.
– Чего вам надо?
Он честно ответил:
– Я сам еще этого не знаю. Просто приглянулись ваши ноги.
– Я слишком стара для таких разговоров. Мне сорок два.
– А мне пятьдесят, и что?
Она повернулась к нему. В желтом свете многоглазого дома черты ее лица казались размытыми и нереальными, но Адам понял, что отныне будет видеть ее по ночам или даже во время работы.
– Мы не так уж стары, правда? – она улыбнулась. – Но и не молоды. Хороший возраст. Только вот начинать что-то заново уже поздновато, а заканчивать еще не время. И что делать, если вдруг лишился всего? Я пока что еще не решила. Плаваю в мутной воде, да и только. Вряд ли от меня будет толк, так что простите – лучше вам перестать за мной ходить.
Он потянулся к карману за сигаретой и выудил наполовину опустошенную пачку.
– А какой толк мне от вас нужен? – спросил он. – Любопытно, что вы под этим подразумеваете. Простите, что так прямо, так ведь и вы тоже не юлите, а говорите все как есть.
Она улыбнулась – не открыто, а как-то стянуто и грустно.
– Мало ли. Ни для тела, ни для души я ничего отдать не могу. Но, тем не менее, я думаю, что раз уж вы не уходите, нам стоит подняться ко мне домой. Я тут сняла квартиру на полгода – недорого и надежно.
Полгода. Интересно, сколько недель прошло с тех пор, как она переехала в эту квартиру? И куда (в какую страну, в какой город?) она собирается вернуться после того, как пройдут эти месяцы?
Подъезд с широкими лестничными площадками, красивыми лестницами и высокими потолками был безнадежно испорчен мелким мусором и старыми надписями, которые никто не собирался стирать. В тусклом электрическом свете они казались аляпистыми и бесформенными, их контуры сливались и наползали друг на друга. В своем черном пальто и уже знакомых туфлях древесного цвета женщина казалась здесь существом из иного мира. Она поднималась очень тихо – при каждом шаге ее каблуки оставались навесу, она наступала лишь на носочки, и поэтому двигалась почти бесшумно. Адам наблюдал за равномерными движениями ее ног, и ему было страшно, что она не сможет удержаться, если вдруг наступит самым кончиком носка и соскользнет вниз. Разумеется, для такого случая здесь был он – сегодня он подстраховывал ее и не позволил бы ей скатиться вниз по лестнице. Но что если она упадет в другой день, когда будет одна?
Они поднялись на третий этаж, и она вынула ключи из кармана.
Квартира состояла из двух просторных комнат, совмещенного санузла и балкона. Кухни не было, но этот вопрос был решен при помощи дачной плитки на две конфорки, размещенной у окна.
Она скинула пальто на одно из кресел и осталась в темно-синем клетчатом платье.
– Вы у меня дома, и имеете право знать, как меня зовут, – улыбнулась она, подхватывая со стола турку и скрываясь за дверью ванной. Уже оттуда она сообщила: – Меня зовут Ева. И учитывая, что ваше имя Адам, мы не самая лучшая пара. От нашего знакомства никакого добра уж точно ждать не стоит.
– Формальности, религиозность, суеверия. Вы не походите на женщину, которую могут остановить пустые предрассудки и совпадения.
Она вернулась, оставив свет зажженным, а дверь приоткрытой – через зазор между краем двери и косяком можно было разглядеть белое полотенце, висевшее на крючке у порога.
– Идите мыть руки, – сказала она, возвращаясь к плите.
Когда он выполнил ее инструкции и прошел в комнату, обнаружил, что свет погас. Желая понять, не отключили ли электричество, он оглянулся и понял, что в ванной свет все еще горел.
– Лампа перегорела? – спросил он.
Ева, которая стояла у балконного окна и смотрела вниз, повернулась к нему и покачала головой:
– Будем пить кофе. Я люблю делать это в темноте. – Она подтолкнула коленом стоявший рядом стул: – Идите сюда, присаживайтесь. Вы любите с сахаром?
Адам прошел через комнату, вышел на балкон, уселся на указанное место и вздохнул:
– Не поздновато пить кофе? Тонизирующий напиток как-никак.
– А вы собираетесь спать? – удивилась она. – Я постелю вам в зале, все в порядке. Просто хочу постоять здесь, полюбоваться дорогой. Вы теперь в безопасности и в тепле, так что я могу расслабиться. Ваши бессменные бдения во дворе не позволяли мне наслаждаться жизнью в полной мере. А я приехала сюда получать удовольствие от жизни, или, по крайней мере, чтобы научиться это делать.
– Нет, спать я не собираюсь, мне хотелось бы побыть с вами.
Ева вручила ему чашку:
– Если нужен сахар, добавьте сами.
Она поставила на узкий подоконник сахарницу с ложкой.
– Я, пожалуй, воздержусь.
– Правильно.
Если это значило получать удовольствие от жизни, то Адам ничего в этом не понимал. Кофе был вкусным, дорога внизу светилась желтоватыми огоньками проезжавших автомобилей, а воцарившаяся в квартире темнота поглощала звуки и создавала иллюзию полной изоляции от внешнего мира, за которым можно было сколько угодно наблюдать через тонкое стекло. Его разум понимал и фиксировал все эти детали, но он не мог почувствовать всей прелести тихого вечера, потому что был слишком занят ее присутствием.
Все было идеально, но он не мог сосредоточиться ни на чем кроме аромата ее духов. Вероятно, она воспользовалась ими еще утром. В течение дня основные компоненты выветрились и потеряли свою яркость, но оставшийся отголосок был приятным и нежным, как раз таким, каким он и представлял его, думая о ней все эти дни.
Пить кофе в темноте и смотреть на дорогу. Интересное занятие для одинокой женщины с привлекательной внешностью и приятным голосом. У нее была куча разных перспектив, но она не собиралась открывать их – ей было достаточно утонуть в обычных ощущениях, проверив всю их глубину и терпкость. Она старалась поймать и почувствовать то, что ускользало за повседневностью и рутиной. Все то, что люди делают автоматически, Ева пыталась совершать осознанно и получать от этого удовольствие. Ей были необходимы впечатления, но она не могла себе их позволить в классическом смысле – отправиться навстречу приключениям, завести новые отношения, попробовать наркотики или освоить новый вид спорта. По каким-то причинам она замкнулась в этой квартирке, создав для себя зону комфорта и безопасности.