Прошла любовь, завяли помидоры
Шрифт:
У меня отвисла челюсть.
Галка резко побледнела и стала одним цветом с медицинским халатом.
– Это не я, – прошептала она трясущимися губами, – я не убивала.
– Переоденьтесь и следуйте с нами, – продолжал Липский.
Неожиданно подруга изо всех сил вцепилась мне в руку и закричала:
– Люська, я не убивала его! Слышишь, не убивала! Помоги мне, Люська!
– Не усугубляйте, гражданка Афонина, не усугубляйте, – приговаривал капитан Липский, пока двое других оперативников отдирали Галку от меня. – На вас и так особо тяжкое. Не нужно
Сердце разрывалось от жалости к подруге, но что я могла сделать?
У меня потемнело в глазах. Вдруг стало не хватать воздуха. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Последнее, что я видела перед тем, как потерять сознание, это перекошенное от страха лицо Галины, а в ушах стоял её душераздирающий крик.
Очнулась я от резкого запаха нашатырного спирта. Мужчина в белом халате склонился надо мной.
– Как вы себя чувствуете?
Я огляделась вокруг и поняла, что из холла меня перенесли. Я лежала на кровати в больничной палате. Кроме нас двоих тут никого не было.
Я попыталась подняться, но мужчина меня остановил.
– Лежите-лежите, вам нужен покой. Что-нибудь болит?
У меня дико раскалывалась голова, а конкретно затылок, но я решила не сообщать об этом. Положение у меня было серьёзное: я находилась в психушке, в которую попала не по своей воле. А вдруг меня вообще не выпустят на свободу? И ведь никто из друзей и близких не знает, что я здесь!
– Часто в обморок падаете? – допытывался мужчина.
Я опасалась, что любой ответ будет использован против меня. Если скажу, что часто, решат, что это симптом какой-то психической болезни. Если скажу, что впервые, сделают вывод, что это начало заболевания. Поэтому я молчала.
– Сотрясения мозга раньше были?
Ох, были. Но в дурдоме об этом лучше не распространяться. Правду я не скажу! И врать на всякий случай тоже не буду. Разумнее всего придерживаться прежней тактики – молчать.
– Меня зовут Полуфакин Антон Романович. Я врач-психиатр, – вкрадчивым голосом сказал мужчина. – А вас как зовут?
Зачем ему знать моё имя? Чтобы оформить медкарту и держать меня тут в заточении? Времена советской карательной психиатрии прошли, скажете вы? Как бы не так!
– Почему вы молчите? Вы слышите меня? Кивните, если слышите. Кажется, она меня не слышит.
С кем это психиатр разговаривает? Кто-то ещё есть в палате?
– Я вас слышу, – сказала я.
– Очень хорошо. А как вас зовут? Вы помните своё имя?
Ну уж нет, имени своего я не скажу. Увяз ноготок, всей птичке пропасть.
Доктор Полуфакин сочувственно поцокал языком.
– У женщины провалы в памяти, она не помнит своего имени. Это как раз по профилю нашей больницы.
Да с кем он разговаривает? Санитары стоят за его спиной, что ли? Готовые надеть на меня смирительную рубашку?
Я села на кровати, чтобы лучше разглядеть палату. За спиной у доктора никого не было.
– Простите, доктор, а с кем вы разговариваете?
Психиатр с жалостью смотрел на меня.
– Я разговариваю с вами. А вы кого-то ещё тут видите?
Ага, понятно. Он разговаривает со мной обо мне в третьем лице. Похоже, доктор сам с приветом. Не зря же говорят, кто в дурдоме первым надел халат, тот и врач.
Так, надо быстрей отсюда сматываться.
– Где моя сумка? – спохватилась я. – Черная такая? Кожаная?
– Вот она.
Сумка лежала на полу около кровати.
– А пакет где? С чужими вещами?
– Вы носите с собой чужие вещи, – констатировал психиатр таким душевным и понимающим тоном, что не оставалось сомнений: он уже поставил мне какой-то ужасный диагноз. – Вы знаете, чьи они?
– Конечно, знаю. Это вещи моей подруги, которая убила своего мужа.
– Убила своего мужа, – эхом отозвался Антон Романович.
Голос у психиатра был по-прежнему душевный и понимающий, но он чуть нахмурился, и я поняла, что в одну секунду мой диагноз стал ещё страшнее.
– Вы обязательно должны пройти обследование у наших специалистов. Обязательно. Я запишу вас на приём.
Мне определенно надо помалкивать. И быстрей делать отсюда ноги. Однако я не удержалась от вопроса.
– Скажите, доктор, что это за болезнь такая – ОКР?
Психиатр принял мой интерес за готовность лечиться, и охотно объяснил.
– ОКР – это сокращение от обсессивно-компульсивное расстройство. Особая разновидность тревожного расстройства. Его ещё называют синдромом навязчивых состояний. Больного мучают навязчивые мысли, вызывающие тревогу, и человек пытается избавиться от этой тревоги с помощью повторяющихся действий. Например, пересчитывает ступеньки каждый раз, когда заходит в дом, хотя давно знает их точное количество. Постоянно моет руки, полы, протирает мебель, хотя на ней и так ни пылинки. Человеку важно каждый день подтверждать незыблемость окружающего мира. Надо постоянно убеждать себя, что мир прежний, в нём ничего не меняется, всё стабильно.
Я вспомнила, как на кухне Галка всё время наводила чистоту, перетирала полотенцем чашки, смахивала со столешницы невидимые крошки. Я тогда решила, что она нервничает из-за пропажи мужа. Оказывается, это были проявления психического заболевания.
– А убить такой человек может?
– Как и любой другой, – осторожно ответил доктор Полуфакин. – А почему это вопрос вас волнует?
– Так… – загадочно ответила я.
– Не держите в себе, – проникновенно сказал собеседник. – Ведь вам хочется что-то сказать, чем-то поделиться. Я прав?
Неожиданно я поняла, что он прав, и кивнула.
– Так скажите это, – ободрил эскулап.
– Осип охрип, а Архип осип.
– Что, простите?
Я повторила:
– Осип охрип, а Архип осип.
– К чему это вы?
– Не знаю, вдруг захотелось произнести эту скороговорку. Меня просто раздирало.
Психиатр пристально уставился на меня, словно гипнотизировал.
– Я ещё раз настоятельно рекомендую вам обратиться за врачебной помощью. Психические заболевания, диагностированные на раннем этапе, лучше поддаются лечению.