Прошлое в наказание
Шрифт:
– Здравствуйте. Нельзя ли позвать к телефону Настю?
– Простите, кто ее спрашивает?
– Олег.
– Сейчас…
И через какое-то время ее теплый, как мне показалось, обрадованный голос:
– Олег, добрый день.
– Добрый. Я был у Топорнина. Потом заглянул к тебе. Оказалось, ты болеешь. Что с тобой приключилось?
– У меня грипп. Провалялась пять дней. Но сегодня температуры уже нет. Скоро выпишут. А что ты делал у Бориса Николаевича?
Я рассказал про Общественную палату, про наш разговор с Топорниным.
– Конечно, президент должен сказать напутственное
– Топорнин – хороший человек, но вечно чего-то боится, – насмешливо произнес я. – Хоть он и академик.
– Его можно понять. – Настин голос звучал примирительно. – Весь опыт его жизни принуждает к осторожности. Юриспруденция – слишком политизированная сфера деятельности. Откуда ты взял мой телефон?
– Мне его дали у тебя в отделе.
Последовала пауза.
– Да, я теперь у мамы живу.
– Одна?
– Нет, с Василием.
После некоторых колебаний я спросил:
– Вы все-таки развелись?
– Да. Сейчас мы с мамой решаем вопрос о переводе Васи в другую школу, поближе к нынешнему дому. Маме тяжело каждое утро отвозить его в такую даль, а вечером привозить. Тут на Фрунзенской есть школы. Хочется выбрать лучшую. Но поближе к дому.
Положив трубку, я с вялой усмешкой подумал о том, что, несмотря на все различия, мы с Эдуардом сходны в семейной жизни: разведены, имеем сыновей, но живем отдельно от них, видимся урывками – как еще можно видеться занятому человеку с ребенком, живущим в другом месте? Случайно ли это совпадение или нет? Бог его знает. Но оно есть.
«Я давно не видел Кирилла, – такая мысль явилась мне в итоге. – Надо навестить его и Марину в ближайшее воскресенье…»
Президент явился на первое заседании Общественной палаты. Мне было приятно услышать, что его выступление в значительной мере повторяло текст, переданный мной Сухатову неделю назад. Я с довольным видом оглядывал зал и видел почти сплошь знакомые лица. Эти люди участвовали в Конституционном совещании, теперь им предстояло обсуждать важные проблемы нашей жизни.
Вслед за президентом выступил академик Топорнин, был избран Совет палаты, в который вошли наиболее известные общественные деятели, после чего всех пригласили на фуршет. Я постарался выпить и поговорить со многими членами палаты.
– Я тебя поздравляю, – сказал мне Вольский. – Это твой успех.
– Аркадий Иванович, это наш успех, – мягко возразил я.
– Наш. – Он согласно кивнул. – Но прежде всего – твой.
Мы сдвинули фужеры, глотнули вина. Я решил сказать ему нечто важное для меня.
– Аркадий Иванович, я на вас как на члена Совета палаты надеюсь. Топорнин – слишком осторожный человек. Он постарается избегать острых тем. Но зачем тогда палата, если их не обсуждать? Нужен разумный баланс.
– Не беспокойся, обеспечим разумный баланс, – заверил меня Вольский. – Думаю, против Совета Борис Николаевич не пойдет.
Марлен Мартынович Хуциев, известный кинорежиссер и невероятно обаятельный человек, говорил мне о важности поддержки отечественного кино, а Володя Дашкевич, теперь уже давний мой соратник – о настоятельной необходимости становления институтов демократии. Я согласно кивал в ответ на их слова. Мне действительно казалось
Праздник прошел. Дальше мне и моим сотрудницам следовало готовить первое рабочее заседание палаты. Но прежде должен был собраться только что избранный Совет.
Ближайшие выходные я решил посвятить сыну. И не только воскресенье. В субботу приехал к Марине. Погода была мерзкая – метель гуляла по улицам, занося снегом город, бросая пригоршни обжигающих снежинок в лицо. Я решил никуда не тащить Кирилла, а побыть с ним дома. Почитать какую-нибудь книгу или поиграть во что-то. Из библиотеки, сохранившейся у Марины с детства, Кирилл выбрал «Таинственный остров» Жюля Верна. Читать он начал сам, сбивался, бубнил без выражения и быстро утратил интерес, тогда за дело взялся я. Мне доставляло удовольствие демонстрировать выразительное чтение. Я старался подчеркнуть характеры героев. И видел, что Кирилл слушает меня.
– Читать куда интереснее, чем смотреть кино, – убеждал я сына через некоторое время, – потому что кинофильм – это зафиксированное на пленке видение режиссера, оператора. А ты, когда читаешь, можешь представить что-то свое. Понимаешь? Ты – творец своего фильма, который прокручивается перед твоим внутренним взором. Хочешь, герой будет таким, а хочешь – другим. Хочешь, пейзаж будет выглядеть так, а хочешь – по-иному.
Кирилл послушно кивал в ответ, но я прекрасно понимал, что столь легко сына к чтению не приобщишь.
После обеда мы с ним играли в настольный хоккей. С каким неистовством и я, и мой сын двигали рычагами, приводя в движение хоккеистов. Какие крики наполняли комнату. Теща поначалу испугалась, прибежала глянуть, что происходит.
Перед моим отъездом обсуждали планы на завтра. Решили, что мы с Кириллом отправимся в Политехнический музей, а Марина – по своим делам. С тем я и удалился домой.
Метель на улице поутихла. Снег приятно похрустывал под ногами. Я шел по улице, наслаждаясь прогулкой. Радовался редкой для меня возможности идти не спеша, беззаботно глядя по сторонам. Бойкая, но изящная мелодия Партиты № 2 Баха вертелась в моей голове. Тут я подумал, что неплохо бы пригласить в музей Василия. А вместе с ним – его маму.
Появившись дома, позвонил Насте. Так приятно было услышать ее голос в трубке.
– Хочу завтра сводить Кирилла в Политехнический музей, – сообщил я. – Думаю, Василию тоже будет интересно побывать там. Что скажешь?
– Сейчас спрошу у него. – Последовала пауза, я слышал невнятный разговор, потом вновь ее голос. – Вася согласен. Во сколько и где встречаемся?
В назначенный час я увидел Настю и Василия в холле музея. Ее лицо – похудевшее, немного бледное – выглядело еще более благородным, чем раньше.