Просроченное завтра
Шрифт:
— Я тебя поздравляю! Обалдеть! Аленка — мама!
— Еще нет, — вспыхнула виновница чужой радости. — Будущая!
Она рассказала о ребенке пока только Полине. Сообщать такую новость родственникам по телефону она не решилась. К тому же, боялась, что и они начнут отговаривать ее от полетов. Получив поддержку из-за океана, Думов бы точно выиграл этот поединок! А сейчас сидит дома, как на иголках! Она вытащила мобильник, чтобы проверить, заработал ли роуминг. Да, золотой Сименс отыскал Мегафон.
— Подожди секунду, — попросила она Полину.
Алена набрала американский номер мужа.
— Я чувствую себя отлично, — заверила она его твердым тоном. — Чемодан мне сняли. Все хорошо. Я позвоню тебе из дома. Да без проблем, завтра так завтра. Ложись уже спать.
— Дорого звонить отсюда? — кивнула на телефон Полина.
— Фирма платит! — смешно передернула плечами Алена. — Моя фирма. Это все бизнесс-экспенсы. Я, типа, в командировке. В длительной. Блин, как же я устала…
— Пошли скорее! — заторопила ее Полина, вырывая из рук чемодан.
— Да он на колесиках! — не сдавалась Алена.
Но все же в машину его закинул Кирилл, на руке которого сверкало золотое кольцо. Она привезла им свадебный подарок — одинаковые часы: мужские и женские и открытку, что счастливые вообще-то часов не наблюдают. Алену силой втолкнули на переднее сидение — чтобы точно не укачало. Полина села назад, и Алена украдкой поглядывала на ее мужа. Вот как просто выглядят герои: я злодея погубил, я тебя освободил, а теперь краса-девица на тебя хочу жениться… А, говорят, сказок не бывает. Вот же она: Полина и Кирилл. Она выходила его для себя, а теперь он порхает рядом и кого хочешь покусает за нее. А вот ее спаситель так и не объявился. А, может, и к лучшему. У кее есть Дима — и он не самый плохой вариант.
— Когда Макс прилетает? — спросила Полина с заднего сиденья совершенно спокойно.
А что ей нервничать, ведь Кирилл ничего не знает про ее роман с непутевым гитаристом.
— Сказал, что еще не знает, — пожала плечами Алена. — Когда-нибудь за эти две недели. А если не сможет, то в аэропорт приедет. До Франкфурта из Берлина ближе, чем до Питера.
Она усмехнулась, хотя ей было до слез обидно за такое пренебрежение к ней Макса: два года не виделись и вот так — извини, сестренка, много работы, некогда. А тут совершенно посторонние люди и в аэропорт приезжают, и за город везут. Хотя лучше бы не усаживали на переднее сиденье — она еле сдерживала крик, когда их подрезали или Кирилл вклинивался между двумя идущими бампер в бампер машинами. Боже, почему раньше она совершенно не обращала внимания на то, как тут жутко водят. Нет, она замечала, как виртуозно здесь паркуются. Этому она никогда не научится, да и нет в том нужды в ее американской деревне.
— Ты привезла нам солнышка? — улыбнулся краем губ Кирилл, не отрывая взгляда от дороги. — А то лето закончилось еще в начале августа, а мы еще хотим купаться… Вам-то там лафа…
— У нас океан ледяной. Я так и не решилась пока ни разу дальше щиколотки зайти. Муж у меня плавает за дельфинами. Сумасшедший! Один раз даже переругался с лайфгардом… Ой, спасателем, когда тот запретил ему лезть в воду из-за высоких волн…
— И серфинг у вас небось есть?
— Есть! Только… — Алена постучала три раза по голове. — Димка про доску пока не заговаривает. Много работы…
— Нравится там?
— Еще не поняла. Времени не хватает понять… Учеба, работа, учеба, работа…
— А как на ребенка решились? — подала уже голос Полина.
Алена обернулась.
— А он сам решил родиться.
Полина улыбнулась, и ее большие глаза сделались еще больше.
— А казалось бы взрослые люди… — со смешком выдала она. — А предохраняться не умеют…
— Знаешь, мы бы так до сорока не решились, как все американцы. Врач мне еще сказал, что двадцать четыре — самое лучшее время рожать… Только никто этого не понимает.
— Ты на что-то намекаешь? — Полина улыбалась еще шире.
— Да боже упаси… Что? Уже? — почти что выкрикнула она.
— Вы, девочки, там о чем? — чуть повернул голову Кирилл.
— О своем, о женском. Нет, ты у нас одна такая. Никто тебя не опередил…
Доехали они быстро. Еще бы — Кирилл забыл про скоростной режим в деревнях, раскиданных по обе стороны дороги. Впрочем, там обычно притормаживали только затем, чтобы купить ведро картошки или банку соленых огурцов. Но и то, и другое ждало их дома: Алена попросила маму приготовить угощение для ее друзей.
Кирилл вызвался отнести чемодан наверх. Полина по понятной причине подниматься не стала.
— Ты когда в город? — удерживала она руку бывшей соседки, не отпуская от машины.
Алена пожала плечами.
— А что мне там делать? Если только в театр сходить. Вы уже играете?
— Через неделю. Как раз отоспишься. И вперед. Гульнем! Потом тебе не до гулянок будет… Будешь с коляской только гулять…
— Гульнем! — улыбнулась Алена и хотела уже пойти за Кириллом наверх, но Полина вдруг снова сгребла ее в объятия, из которых было уже не вырваться.
— Сумасшедшая ты, Аленка! Сумасшедшая! Но как же я рада, что у тебя все хорошо… Как же я за тебя боялась, когда подписывала твой смертный приговор…
— Мне тоже было страшно, — не своим, глухим, голосом выдала Алена, вдруг почувствовав на ресницах слезы. — Ты не думай, что было легко…
— А кому легко, никому…
И Полина наконец отпустила ее. Алена быстро отвернулась, чтобы скрыть слезы, и побежала наверх. Она виделась с Полиной впервые после свадьбы. Предыдущие разы она приезжала с Димой всего на полторы недели. Успевали сходить к ее матери и к его матери и все. А сейчас возникло чувство, что они расстались с Полиной всего лишь вчера. Ну, может, позавчера, и за вчера столько всего произошло, что страшно сказать.
Но сказать надо будет. Ступеньки закончились, картошка и огурцы отданы… Рубикон перейден — Алена перешагнула порог родного дома и закрыла дверь, как путь к отступлению. Кирилл с чемоданом зашел первым и загородил спиной мать и бабушку. Они только махнули друг другу рукой. А сейчас наедине как-то даже «привет» не выговаривался. Все было странным: и родным, и чужим одновременно. Алена давно стала чувствовать себя тут в гостях. Но чтобы вот так — чувствовать неловкость от объятий, такое случилось в первый раз. Наверное, она захлебнулась нежностью Полины. Большее ее изможденное тело принимать отказывалось.