Просроченное завтра
Шрифт:
Алена почувствовала новую обиду:
— А мне казалось, я тебе очень даже помогаю. Или ты считаешь, что твоя Рита все сама делает? — Алена повысила голос. — Я даже ваши формы заполняю собственноручно, не надеясь на нее.
— Лена, я тебя похвалить должен, как маленькую? — сорвался Стас, хотя пока еще не орал. — Предлагаешь ввести вашу западную систему еженедельной отчетности, кто кого перещеголяет в ничегонеделанье? — голос его понизился до шепота, и Алена решила, что к нему кто-то заглянул. — Лена, ты уже большая девочка. Тебя не надо гладить по головке за каждый
Он не один? Да и плевать!
— А ты меня никогда и не гладил по головке. Ты только замечал мои ошибки…
Пауза была короткой.
— Лена, сходи погулять! — Стас забыл про шепот. — Успокоишься, позвони.
— Да я вообще могу тебе не звонить!
Она швырнула телефон на пол. Ковер и крепкая пластмасса корпуса спасли телефон от смерти. А ее — нет: Алена вдруг почувствовала, что ненавидит Стаса не меньше, чем Диму.
Распрекрасный Станислав Витальевич просто работает. Как всегда. Никто в его семье даже не догадывается об ее существовании! Алена не сомневалась в его конспирации. Просочись хоть намек на отношения, Марина ей тут же бы написала. А так, даже видя ее в списке менеджеров под девичьей фамилией, сестра Стаса даже здрасьте не сказала. Руссков партизанит, потому что не обязан ставить никого в известность про свою личную жизнь. А она — чтобы не подставить себя. Какую выволочку он устроил ей за Маринкину ложь про их роман — ему, видели-те стыдно перед мамой и бабушкой, а то, что она врет матери и свекрови — это нормально, это издержки ситуации.
Ему хорошо оттуда командовать, а она тут один на один со всеми проблемами. Один на один с Думовым. Две недели — да она за две недели с ума сойдет. И не факт, что он не сведет ее с ума после просьбы о разводе. Почему Стас такой уверенный, что все будет окей? Он Думова в глаза не видел.
А ей смотреть мужу в глаза с каждым днем все труднее и труднее, а после этой ночи — просто невыносимо. Она пару раз чуть не порезала палец, пока строгала салат. Потом плюнула и достала кухонный комбайн — ужин готов, но она совсем не готова ко встрече с мужем. Официальным. Мужем она его уже не считала.
А вот отцом своего ребенка ей придется назвать его очень скоро. Весь день — то ли из-за нервов, то ли в силу большого срока — живот был каменным. Даже пришлось считать интервал между схватками. Нет, не оно — то пятнадцать минут, то полчаса: на сегодня отпустило. Но не попустило.
Вечером, когда Дима явился с цветами, Алена, вместо того, чтобы порадоваться новому букету, пожалела старый, почти не подвядший. Он был подарен за ребенка, а этот явно за дурацкую ночь. Других дат у них нынче нет. Кажется.
— Правда смешно, что ребенок получит американский паспорт раньше родителей? — пошутил Дима.
Думал, что пошутил. Алена сейчас не воспринимала шуток. Лицо ее сделалось еще серьезнее.
— Какая разница..
— Да так, просто сказал. Кстати, у нас врач в пятницу?
Алена кивнула.
— Тогда я все верно написал своим, что на этот день никаких митингов не назначать.
— Ничего не будет в пятницу, — сурово заявила Алена.
— А вдруг? Тебе легче ходить будет…
— Знаешь, рожай сам, раз такой умный! — вспылила Алена на ровном месте.
— Думаешь, я бы тебя заставлял, если б мог сам…
— А ты меня, значит, заставил? — перебила Алена зло. — Это не случайно было? Она спросила и сама испугалась догадке: а вдруг?
— Лен, выдохни! — Дима на секунду сделался серьезным и снова улыбнулся: — Я боюсь не меньше твоего. Мне, наверное, надо было пять футболок положить, а не две.
Нет, не может такого быть…
— Сумка пустая. Можешь, хоть десять положить. Главное, фотик заряди.
Проку от него все равно не будет, пусть хоть фотографии ребенка будут.
— Лена, я не сенильный. Я помню.
Но в пятницу ничего не произошло. После встречи с врачом Алена отвезла Диму обратно в офис. Ездили на ее машине, потому что в ней стояло автокресло и лежали две сумки: для мамы для родов и для малыша на выписку.
В воскресенье с утра хмурилось, но дождь так и не полил.
— Поедем в лес гулять. Там почти везде ровная дорожка. Только пару подъемов, — настаивал Дима. — Ну, а вдруг это наш последний выходной вдвоем?
— Дим, нас по любому же трое, — не сдавалась Алена. — Я не хочу. Вот в сорок недель тащи меня в горы, а сейчас оставь дома.
— Ты так до сорок второй доходишь. Долежишься до стимуляции. Пошли! Да что с тобой такое?! Утки вон гуляют, а ты даже утка. Ты лентяйка! Через пять минут чтобы была в машине. Вот в каком виде будешь, в таком и пойдешь зайцев с койотами пугать!
Они минуту буравили друг друга взглядами. Наконец Алена ринулась к входной двери, как была в спортивных штанах и футболке, и схватила кроссовки. Дима не нашел ее куртки и сорвал с вешалки свою, послав в спину жены пару ласковых про ее психи! Но за рулем успокоился и вел машину по серпантину даже слишком плавно, когда Алене хотелось почувствовать тошноту — отругать его было не за что. Пришлось идти гулять. Только шла она впереди, открыто протестуя против прогулки. Дима отставал на пару шагов, открыто демонстрируя индифферентность
— он свое дело сделал: вытащил ее гулять, а со своим фиговым настроением пусть сама разбирается.
Дышалось в хвойном лесу великолепно. Было свежо и не холодно, так что Алена могла даже не застегивать его куртку, но на зло застегнула под самое горло, и натянувшаяся молния грозила вот-вот лопнуть. Дима гонял по тропе шишку, точно футбольный мяч, чтобы не буравить взглядом затылок жены. И все же Алена оборачивалась с недовольным видом, но не требовала прекратить: пусть лучше будет занят шишкой, чем ей.
— Я дальше не пойду. Там горка, — заявила она на второй пройденной миле, поворачивая назад, но Дима сразу бросил шишку и взял ее за руку.
— Это меньше мили. И там на паркинге есть маленький домик. Ну?
Алена поняла, что спорить бесполезно и пошла дальше, но руку вырвала, как только Дима попытался сжать ей пальцы. Однако на полпути сбавила шаг, поняв, что силы покинули ее окончательно.
— На паркинге посидишь. А я сбегаю за машиной, — подбадривала ее Дима.
Она пошла, но уже вцепившись в его руку.