Просроченное завтра
Шрифт:
Лицо Стаса сияло. Алена судорожно пыталась снять с коробочки ленту. Кто-то дарит кольца, кто-то серьги, кто-то броши из драгоценных металлов и с драгоценными камнями. А кто-то заколки из кожзаменителя, которые ломаются даже на тонком хвосте.
— Лена — это та дата, которую я не забуду. И нынче она круглая. Вот уже двадцать лет, как я тебя люблю. Я понял это только тогда, когда нашел ту дурацкую заколку.
— Ты не понял тогда…
Его лицо тоже сделалось серьезным.
— Лена, не придирайся к словам. У меня образование
— Двадцать лет, — выдохнула Алена и зажмурилась. — Двадцать лет… Стас, ты можешь в это поверить?
— Да. Могу. Каждое утро, когда бреюсь, понимаю, что время убегает. Так к кому едут дети: к теще или к свекрови?
— В любом случае, все четверо будут орать и мы будем самыми плохими детьми и родителями.
— Я и не заслужил звания самого лучшего, — Стас подался вперед и смотрел на жену исподлобья. — Лена, сбагри их куда-нибудь. Я хочу хоть один уикенд побыть мужем, а не отцом. У меня есть шанс? Или я упустил его двадцать лет назад?
— Упустил.
Алена схватила айфон и набрала номер няни.
— Анна Семековна, вы не могли бы задержаться сегодня до одиннадцати? Мы со Стасом хотели сходить в кино. Спасибо огромное.
— Я не хочу в кино, — выдал Стас, когда Алена бросила телефон в сумочку. — И ты не ешь мороженное. Ты на своей чертовой диете… И мне уже не тридцать…
— Вы всегда были тугодумом, Станислав Витальевич… Но к пятидесяти стали тугодумом в кубе!
Алена поднялась из кресла и, бросив ему «одну секундочку», повернула на ручке своего кабинета замок.
— Лена, ты сумасшедшая!
Стас вскочил из кресла.
— За двадцать лет можно уже наконец решиться сделать то, что ты никогда не делал? Заняться сексом в офисе. Тем более, с законной супругой. Помнишь фильм «Близко к сердцу» с Редфордом?
— Ты знаешь все фильмы, которые я смотрел…
Она дотронулась до узла галстука и через секунду галстук уже болтался на спинке кресла.
— Тогда не важно. У нас закрыто. Никто не войдет… И не разочаруется в безупречном боссе.
— А ты не разочаруешься во мне?
Алена стояла к нему слишком близко и сейчас поднялась на носочки. С такого ракурса не видно было морщин, и блеск его глаз оставался все тем же молодым.
— Я слишком много в вас разочаровывалась, Станислав Витальевич. Думаю, через двадцать лет я не придам еще одному разу особого значения.
— Я надеялся хоть одно утро поспать… Без диких воплей, кто снял с зарядки мой телефон!
— В бизнесе, как и в родительстве, нет выходных, забыл? Но можно устраивать себе маленькие радости. Даже нужно…
Их руки встретились, но тут же разошлись: его искали пуговицы на блузке, ее — на рубашке.
— Ты даже не в своем кабинете, так что расслабься.
— Ты, кажется, наоборот добиваешься обратного — чтобы я напрягся.
Да, напряжение не спадало все пятнадцать лет их настоящих отношений. Деньги то появлялись, то исчезали, но папа никогда не появлялся дома вовремя, всегда это было неожиданно. Вот мама приходила по часам и отпускала няню.
— Для чего ты детей родила, для галочки? — упрекала ее мать. — Одного сбагривать отцу. Двух нянькам.
— Мама, это не так. Я работаю по-минимуму. И с няней уроки сделаны. С мамой же все стоят на голове. Что Лада, что Савва. Что собака. У меня дома самый приличный — это попугай.
— Ты сама себе выбрала такую жизнь.
После смерти бабушки Алена почти не бывала в деревне. Она помнила этот ужас первого их прихода туда с автокреслом, в котором спала трехмесячная Лада. Ей рада была, кажется, только бабушка. Та даже Стаса обняла. И ей Алена каждые выходные привозила правнучку, а потом и правнука. А вот старшего правнука она так и не увидела вживую. Дима не был ни разу в Питере. Стефан был всего один раз. Потому что сам настоял. Потому хотел не к маме, а на Чемпионат мира по футболу.
Стас отвез всех детей и в Москву, и даже в Сочи. В кармане у него все время лежало разрешение от Дмитрия Думова на двух языках. Он получал его не в первый раз, но обычно в бланке стояла Испания или Кипр, куда Алена выезжала со всеми детьми.
— Лена, ты плачешь? — перегнулся Стас через дрожащее плечо жены.
Они вернулись раньше одиннадцати. Он проводил до такси пожилую няню и застал жену уже в кровати.
— Я что-то сделал не так? Или это не из-за меня?
Она не сразу отозвалась.
— Он отказался ехать к нам в Испанию. Я предложила Финку. Он тоже отказался.
— Думов рехнулся? — почти выкрикнул Стас, забыв про поздний час.
— Степка отказался, — цыкнула на мужа Алена. — А Думов сказал, что лезть не будет. Типа, надо уважать желания ребенка. Если бы он захотел ко мне на год, Думов бы и не вспомнил про уважение детского мнения. Стас, — она повернулась к нему, держа одеяло у самого подбородка, будто готовилась спрятаться от ответа, накрывшись с головой. — Я настолько плохая мать? Он год меня не видел! И даже Фейстайм от него не допросишься! Сегодня его Думов усадил со мной!
— Лена, — Стас погладил жену по плечу. — Это просто дурнадцать. Ну не о мамах сейчас думают. О друзьях, о девочках, в конце концов!
— Ты тоже думал в пятнадцать о девочках? Ну скажи мне!
— Лен, я о работе думал. У нас не было детства. Это плохо. Детство должно быть. Леночка, ну не надо… Я что-нибудь придумаю. Ну, в крайнем случае, поедешь в Финку или в Ригу за американской визой для Саввы. Или оставь его мне. Бери Ладу и вперед. Ей двенадцать, она не должна его особо раздражать. Не хочешь вообще брать детей, давай дуй куда-нибудь в бизнес-трип. В Нью-Йорк. Степа захочет в Нью-Йорк?