Просроченное завтра
Шрифт:
— Но ведь ничего не случилось, — прошептал Стас ей в волосы.
И его слова ударили сильнее хлыста. Алена забыла, что она в гостях, что за стенкой спят дети и то, что Светловы ничего не знают.
— Я не могу! Не могу так больше! Оставлять Степку на эту идиотку! Потому что Думову с этой дурой спокойнее! Это все из-за тебя!
— Лена…
Стас попытался ее обнять, но она оттолкнула его с такой силой, что он пошатнулся. Телефон остался лежать на столе, она даже о нем не вспомнила. Схватила у дверей пальто с сумкой и лишь потом подумала про сапоги, молнию которых не смогла открыть дрожащими
— Лена…
Это был голос Оксаны. Алена не поняла, как и зачем отдала ей сумку. В другую секунду она, кажется, уже лежала на кровати. На чужой. Сейчас уж точно чужой. Дверь спальни была закрыта, но она все равно бы не услышала никаких голосов за собственными рыданиями. Оксана сидела рядом и гладила ее по спине, а Алена подтягивала под себя скомканное покрывало.
— Мне плохо…
К сожалению, у них в спальне не было ванной, но Оксана как-то сумела дотащить ее до туалета.
— У меня голова кружится, — прошептала она, когда Оксана протянула ей влажную салфетку вытереть лицо.
— Ты ничего не ела.
— Я еще и не спала, — прошептала она, не делая никакой попытки подняться с пола. — Извини меня, извини меня… За все!
Она все еще рыдала. Оксана все еще утешала и, к своему счастью, знала лишь малую толику того, за что сейчас Алена просила у нее прощения.
— Вы, может быть, выйдете? — постучал к ним Саша, но так и остался за дверью.
Алена поднялась и принялась судорожно смывать размазанную по лицу косметику. Волосы она засунула в вырез джемпера, чтобы те не мешали.
— Чтоб я еще когда-нибудь пила… — прошептала она хрипло.
Стас и Саша сидели за столом, когда туда наконец пришла Алена и молча села на прежнее место, пока Оксана суетилась с чаем.
— Какое счастье, что у детей глубокий сон, — выдала Алена глухо.
Саша пробуравил ей лоб взглядом, и она подняла глаза.
— Сколько стоит лоер в Штатах? — спросил он в этот самый лоб.
— Много, — выплюнула она ответ и перевела взгляд на Оксану, которая все еще гипнотизировала чайник. — И лоер мне не поможет. Нельзя доводить дело до суда, потому что перед судом он — идеальный отец, который полностью обеспечивает ребенка и сто процентов времени проводит с ним. А я — плохая мать, потому что нахожусь черти где в России, у меня нет постоянного дохода, я нигде не работаю официально, я ему изменила и не он инициатор развода. Он требует полной кастоди или пятьдесят на пятьдесят на территории одного штата. Ни на что другое он не согласен. Короче, это море денег и годы судов… И я все равно проиграю. Я могу с ним только договориться, но он не хочет со мной договариваться. Ни о чем. Просто ждет, когда я откажусь либо от Стаса, либо от сына. Для друзей все, для врагов — закон. Так ведь говорят? И закон на его стороне. Я — плохая мать…
— Лена, прекрати! — рявкнул Стас и поднялся. — Мы идем домой. Лена, ты слышала меня?
— Я ей чай сделала, — подала робкий голос Оксана.
Стас вырвал у нее чашку и разбавил кипяток прямо из-под крана. Алена, давясь, выпила лишь половину.
— Ты — дура, знаешь об этом? — бросил ей в лицо Стас, пристегнувшись. — Светловы — последние люди, которые должны были об этом знать.
— Ты сам притащил меня к ним.
— Я не думал, что ты будешь напиваться.
— Мне было тяжело…
— А мне, Лена, легко… Мне очень легко! Особенно сейчас, когда ты меня мордой об стол перед Сашкой. Жаль, ты Оксане не сказала, что спала с ее мужем! Или сказала, пока лежала в его кровати? Сказала?
Алена вся сжалась, когда он вдавил педаль тормоза в пол за секунду до красного сигнала светофора.
— Прости меня, Стас. Я просто на грани…
— На грани чего? Развода? Со мной или с Думовым?
Она молчала, стиснув зубы.
— Если думаешь, что меня устраивает жена на неделю в году, то ты заблуждаешься. Я год терпел, два… Я думал, что мы к чему-то идем, а ты решила так жить. Не выйдет, красотка. Я — живой человек, понимаешь ты или нет?
Она понимала лишь одно: скажи она сейчас любое слово, и он влетит в первый же фонарный столб.
Глава 35 "Еще один год"
Алена сняла с шеи ожерелье из искусственных цветов и повесила на грудь сыну, который выдержал всю церемонию вручения университетских дипломов. И это выдержали коленки Димы, которые Алена сейчас решила все же отряхнуть.
— Да ладно, — отмахнулся он. — Хорошо, что ты остановила меня с шортами. А то мог бы с синяками ходить…
— Ну, сказал бы, что тебя жена бьет…
— Еще как… Постоянно, — отвернулся Дима к сыну, который водил длинным ожерельем по асфальту.
Алена принялась расстегивать мантию. Шапку она уже водрузила Диме на голову. Степе та бы закрыла глаза.
— Едем отмечать твой диплом или у тебя нет сил?
— У меня нет сил, но мы едем отмечать. Я обещала ребенку замороженный йогурт.
— Как скажешь…
Они сели в углу на угловой диванчик, чтобы Степе удобнее было бегать от мамы к папе и обратно. Едой он не очень заинтересовался. Взрослые ели молча, только иногда улыбались. Никто бы не догадался, что за их улыбками скрыта боль. Вечером, уложив сына спать, Дима вышел в салон, где Алена лежала на диване.
— Тебе совсем плохо?
Она не оторвала головы от валика.
— Голова немного кружится, но не тошнит. Я в порядке.
— Может, зеленое яблоко дать или чая с имбирем заварить? В прошлый раз помогало.
— Дима, все хорошо. Еще неделя и отпустит.
— Да, еще неделя… Не передумала?
Алена сделала тест на беременность две недели назад, когда поняла, что прозевала цикл. Стасу она не позвонила. Об этом первым должен был узнать Дима.
— И что? — спросил Думов спокойно. — Что ты от меня хочешь?
— Развод. Если ты мне его не даешь, я делаю аборт.
Она говорила твердо, хотя внутри все дрожало.
— Роди ему ребенка. Ему пора становиться отцом. Может, тогда он моего сына оставит в покое.
— Дима, — ей тяжело было это произносить, но выбора не было. — Я не могу согласиться на твои условия. А если я рожу ребенка в браке с тобой, то по американским законам ты будешь считаться его официальным отцом. Не понимаешь, что ли?
— Ну и буду, что теперь? Боишься, не прокормлю двоих? Прокормлю. Даже паспорт ребенку сделаю, чтобы он с папой мог видеться. Или вообще отдам тебе полную кастоди. Одного ребенка мне, второго — тебе и Стасу, это же отлично.