Просроченное завтра
Шрифт:
— Можно я сама? — попросила Алена, когда тот решил открутить крышку зубами. От вопроса Александр Сергеевич будто опомнился, вынул бутылочку изо рта, отпустил поцарапанную руку и улыбнулся.
— Диагноз — отец. Это не лечится.
— Я сама, — повторила Алена, когда Александр Сергеевич открыл йод. — У вас белая рубашка.
— И что?
Алена опустила глаза и теперь видела только его пальцы, которые ловко закатали оба рукава.
— А дуть будем вместе.
Он опрокинул бутылочку на ватный тампон и промокнул царапину. Вместо того, чтобы дуть, Алена стиснула зубы, чтобы не взвизгнуть, но потом решила все же подуть. Но только нагнулась, как он поднял голову —
— Ссадины, шишка, хорошо девочка погуляла, — рассмеялся Александр Сергеевич, растирая ей ладонью лоб. — Давай мой руки после этого чудовища. Я про кота, если что.
Сам он тоже вымыл руки, но рукава не одернул. Оставшись одна, Алена слезла с края ванны и уставилась в зеркало — тушь прошла все испытания, а вот дезодорант нет. Подмышки мокрые, но запаха нет, и на том спасибо. Вымыв руки, она осторожно коснулась белого полотенца — мать у него ненормальная.
Зато готовит хорошо, если, конечно, у нее нет кухарки. Дома слишком уж чисто, а представить эту даму драющей туалет довольно сложно. Хорошо еще она не стала расспрашивать незваную гостью. Ели молча. Тишину нарушал лишь звон вилок. С улицы сквозь толстые окна не доносилось ни звука.
— Куда ты спешишь? — встрепенулась хозяйка. Видать, заметила, как и Алена, что Александр Сергеевич украдкой поглядывает то на наручные часы, то на дисплей микроволновки. — Еще будем пить чай. Я специально испекла твой любимый лимонный пирог.
Значит, все-таки готовит она сама. Или же работу прислуги считает своей. Какая, собственно, разница — она чужая на этом празднике жизни. Вернее, лишняя. Впрочем, ее легко игнорировали.
— Один раз в сто лет ты можешь спокойно посидеть с матерью?
Александр Сергеевич скрестил приборы на пустой тарелке, и Алена поспешила сделать то же самое. Благо, хозяйка поскупилась и положила ей меньше, чем себе. Возможно, еды было ровно на двоих, или же хозяйка озаботилась фигурой гостьи. После восьми много есть вредно.
— Пригласи нас как-нибудь, — пожал плечами сын. — Мы с Оксаной с удовольствием придем.
Он сказал это без вызова, но мать расправила плечи:
— Я предпочитаю тебя с… — Эльвира метнула в сторону Алены испепеляющий взгляд. — С Еленой.
Александр Сергеевич откинул голову — во взгляде читался не вызов, а смертельная усталость.
— Я женат на Оксане. Если ты забыла.
— Я все помню. Лена, убери тарелки и поставь чашки.
— Мам, она не прислуга!
Он вскочил, без жалости сгреб английский фарфор и швырнул в раковину.
— А тебе пора бы обзавестись прислугой. Конечно, если тебя устраивает, что теща собирает по дому твои грязные носки…
— Свои носки я доношу до стиральной машины сам!
Теперь он уже огрызался, и Алена подскочила со стула, чтобы спасти чашки.
— Включи чайник, — бросила ей тут же хозяйка, но Александр Сергеевич успел нажать на кнопку раньше Алены.
— Мам, она даже не моя секретарша, а Реброва.
— А ты очень любишь чужих секретарш, — обернулась Эльвира, полоснув их обоих гневным взглядом.
— Мам, не при Лене! Пожалуйста! Хочешь, мы уйдем?
— Я хочу, чтобы ты сел и выпил со мной чай. У Лены руки не отвалятся поставить чашки.
Эльвира поднялась и направилась к буфету за прикрытым салфеткой блюдом. Алену порадовали размеры кухни — ее даже не обдало шлейфом хозяйских духов. Александр Сергеевич все же схватил чашки и поставил на стол. Алена осторожно пошла за ним с блюдечками, а затем вернулась к чайнику, хотя где брать чай, она не знала. Но хозяйка сама достала стеклянный чайник и бросила в него какой-то шарик. В кипятке, который залила туда Алена, он раскрылся в цветок. Красиво… Она завороженно глядела на чайное чудо и чуть не получила от хозяйки локтем по спине. Или как раз-таки получила, легонько, и тут же отнесла чайник на стол и разлила светлую ароматную жидкость по чашкам. Эльвира поставила на середину круглого стола разрезанный пирог. Алена напряглась — как его принято есть: руками или ложкой? Хозяйка не спешила брать кусок, ее сын тоже. Тогда Алена подскочила со стула, на который только что села, схватила лопаточку и положила первый кусок Александру Сергеевичу. Он взял его руками и уставился мимо нее на дверь. У Алены задрожали лопатки — как он живет в таком стрессе? Хоть где-то он расслабляется без стакана виски?
Эльвира молчала и смотрела в свою чашку. Алена осторожно откусила от своего кусочка, самого маленького на блюде. Пирог был изумительный, и она пожалела о своем скромном выборе — уж на этой кухне лучше жевать, чем говорить.
— Саша, ты должен показать Еву специалисту, — Эльвира вновь заговорила неожиданно и слишком резко, но сын не изменил направления взгляда. — Твоя Оксана угробит ребенка окончательно. Ты должен выгнать ее мать и взять няню.
— Лучше бабушки никто не присмотрит за ребенком, тем более больным, — отчеканил Александр Сергеевич, продолжая смотреть в пустоту. — И это не обсуждается.
— Какой же ты дурак! — Эльвира сжала губы, но все-таки выдала: — Я воспитывала вас одинаково. Почему же ты вырос таким идиотом! Уходите! Все! И не трогай чашки! — почти закричала хозяйка, хотя Алена даже не пошевелилась.
Александр Сергеевич вскочил, как по команде, и она побежала за ним. В прихожей продолжал гореть свет, и она легко обулась и оделась, а Александр Сергеевич просто перекинул пиджак через плечо. Эльвира не пошла их провожать. Александр Сергеевич захлопнул дверь материнской квартиры, и они молча начали спускаться, уже без прежней спешки, но на последнем лестничном пролете Александр Сергеевич обернулся, и она оказалась прижатой к его груди. Волоски на груди щекотали нос, а неровное дыхание обжигало ухо.
— Прости дурака! Я должен был понимать, в каком мать состоянии.
Он отпустил ее так же неожиданно, как и схватил, и Алена даже пошатнулась и чуть не потеряла туфлю, балансируя между ступенями, хотя на пластыре та обязана была держаться намертво. Александр Сергеевич был уже внизу и держал дверь. Алена выскочила в сумерки и вдохнула полной грудью холодный свежий воздух с реки. У машины Александр Сергеевич снова замешкался, и Алена успела сама, почти что по-хозяйски, открыть дверь. Он молчал, хотя не включил ни радио, ни диск.
— У меня мать нормальная. Она просто два года не видела внуков. Завтра у нее собеседование в консульстве, и если ей откажут в визе, она с ума сойдет.
Алена просто кивнула. Ей не хотелось, чтобы он извинялся. Мать, может, и на взводе, потому так грубо обошлась с ней, но сыну похожее Эльвира высказывает явно не в первый раз, судя по спокойствию, с которым тот выслушивал нравоучения. Но она не будет ничего спрашивать и заставит его замолчать. У них рабочие отношения, в которых главное — оградить себя от лишних подробностей. Но Александр Сергеевич молчал. Сколько, интересно, им отсюда ехать — лучше б побыстрее! Но он, как назло, притормозил и вышел из машины — видимо, купить сигарет. Только бы не закурил в машине. Алена потянула ноздрями воздух — ни намека на табак. Наверное, в машине бывает ребенок. Больной ребенок. Нет, уж этих подробностей ей точно не надо!