Простая правда
Шрифт:
– Но ты, наверное, что-то слышал, – прошептала Кэти. – Я хочу…
– Я не слушаю, что говорят вокруг. Я слушаю только то, что хочешь сказать ты.
Кэти сглотнула:
– Сэмюэл, я не рожала ребенка.
Он смотрел на нее какое-то время, потом сжал ее руку:
– Ну хорошо.
Кэти вскинула на него глаза:
– Ты веришь мне?
Сэмюэл разгладил одеяло у нее в ногах, подоткнув его, как ребенку. Потом уставился на сияющий водопад ее волос, понимая, что с самого детства не видел ее волосы распущенными и такими блестящими.
– Придется поверить, – ответил он.
Вышло
– Бизнесмены. Они знают, как работает американская полиция.
Багги епископа Эфрама подъехал к их дому сразу после ужина, когда Сара убирала со стола. Элам и Аарон обменялись взглядами и вышли встречать гостя.
– Эфрам, – привязав лошадь и поздоровавшись с гостем за руку, произнес Аарон.
– Аарон. Как себя чувствует Кэти?
Аарон немного напрягся:
– Мне сказали, с ней все будет хорошо.
– Ты не ездил в больницу?
– Нет. – Аарон отвернулся.
Епископ наклонил голову, и его белая борода озарилась лучами заходящего солнца.
– Пройдемся немного?
Трое мужчин направились к огороду Сары. Элам опустился на каменную скамью, жестом приглашая Эфрама последовать его примеру. Однако епископ покачал головой и устремил взгляд поверх высоких кустов томатов и вьющихся стеблей бобов, вокруг которых плясало облачко светлячков. Они искрились и кувыркались, как брошенная кем-то пригоршня звезд.
– Помню, как однажды много лет назад я наблюдал здесь за Джейкобом и Кэти, которые ловили светлячков и сажали их в банку. – Эфрам рассмеялся. – Джейкоб сказал, что мастерит амишский фонарь. Слышно что-нибудь от Джейкоба?
– Нет, и меня это устраивает, – тихо произнес Аарон.
– Аарон, его отлучили от Церкви, – покачал головой Эфрам, – а не вычеркнули из твоей жизни.
– Для меня это одно и то же.
– Знаешь, вот этого я понять не в силах. Поскольку прощение – самое главное правило.
Аарон встретился взглядом с епископом:
– Ты пришел сюда поговорить о Джейкобе?
– Нет, – ответил Эфрам. – Элам, после того как ты заглянул ко мне утром, я повидался с Джоном Циммерманом и Мартином Лэппом. По их мнению, если полицейские пробыли у вас весь день, они, вероятно, считают Кэти подозреваемой. Наверняка все крутится вокруг того, родился ли ребенок живым. Если да, то ее обвинят в его смерти. – Он хмуро взглянул на Аарона. – Мужчины предлагают поговорить с адвокатом, чтобы вы были во всеоружии.
– Кэти не нуждается в адвокате.
– И я на это надеюсь, – сказал епископ. – Но, если он все же понадобится, община ее поддержит. – И, поколебавшись, добавил: – Понимаешь, на это время ей придется не показываться на людях.
Элам поднял взгляд:
– Значит, отказаться от причастия? Ее не отлучат от Церкви?
– Разумеется, мне надо сначала поговорить с Сэмюэлом, а потом подумать. – Эфрам положил руку
Повернувшись, Аарон стряхнул с плеча руку епископа:
– Спасибо. Но мы не станем нанимать адвоката для Кэти и обращаться в Englischer суд. Это не наш путь.
– Аарон, что заставляет тебя всегда проводить границу, а потом подначивать людей пересечь ее? – вздохнул Эфрам. – Вот это точно не наш путь.
– Извините, но у меня много дел. – Кивнув епископу и отцу, Аарон зашагал к коровнику.
Двое пожилых мужчин молча наблюдали за ним.
– У тебя однажды уже был с ним подобный разговор, – заметил Элам Фишер.
– Да, – грустно улыбнулся епископ. – И в тот раз я тоже говорил с каменной стеной.
Кэти снилось, что она падает. С неба, как птица с израненным крылом. Навстречу ей мчалась земля. Сердце застряло в горле, не давая вырваться крику, и в самый последний момент она осознала, что падает на коровник, поля, свой дом. Закрыв глаза, она рухнула на землю. Весь ландшафт от удара рассыпался, как яичная скорлупа, и, оглядевшись по сторонам, она ничего не узнала.
Вглядываясь в темноту, Кэти попыталась сесть на кровати. Из ее тела наподобие корней росли провода и пластиковые трубки. Живот ощущался мягким, руки и ноги – тяжелыми.
Небо рассекал серпик луны, виднелись редкие звезды. Кэти засунула руки под одеяло, положив их на живот.
– Ich hab ken Kind kaht, – прошептала она. Я не рожала ребенка.
На одеяло закапали слезы.
– Ich hab ken Kind kaht. Ich hab ken Kind kaht, – бормотала она вновь и вновь, пока эти слова не превратились в ручеек, бегущий по ее венам, в ангельскую колыбельную.
Факс дома у Лиззи загудел сразу после полуночи, когда она тренировалась на бегущей дорожке. Адреналин, по крайней мере, помогал ей не заснуть и отлично годился для тренировки, уморившись после которой она могла бы урвать несколько часов сна. Выключив бегущую дорожку, Лиззи подошла к факсу и, истекая потом, ждала, пока не появятся страницы. При взгляде на первую страницу отчета из офиса судмедэксперта ее пульс подскочил еще больше. Постепенно до ее сознания начал доходить смысл этих страшных слов.
«Младенец мужского пола, 32 недели; 39,2 см от макушки до пяток; 26 см от макушки до крестца. Легочная жизненная проба… расширенные альвеолярные трубки… крапчатые от розового до темно-красного… левое и правое легкое опали, не считая частичной и неравномерной аэрации. В среднем ухе присутствует воздух. Синяк на верхней губе; на деснах волокна хлопка».
– Боже правый… – поежившись, прошептала она.
Лиззи несколько раз встречалась с убийцами. Мужчина, из-за пачки «Кэмел» зарезавший хозяина ночного магазина; парень, насиловавший девушек-студенток и оставлявший их истекать кровью на полу общежития; женщина, выстрелившая в лицо своему спящему мужу, который жестоко с ней обращался. В этих людях было нечто, наводившее Лиззи на такую мысль: если открыть их, как матрешку, в середине окажется горячий тлеющий уголек.