Прости грехи наши… Книга вторая
Шрифт:
Наступило пронзительное молчание. Учительница, подавив ком в горле, смахнула выбежавшую наружу слезу.
– Молодец, Лякишева…
– Эта ее фотография, – дрожащими пальцами показала девочка залу, пожелтевшую от времени карточку, – Только одна и сохранилась…
Квадратик старой картонной фотобумаги, с блеклым, едва различимым изображением, сам по себе ни о чем не говорил. С задних рядов, вообще, был виден лишь маленьких клочок бумаги, но ощущение соприкосновения с чем-то великим, значимым, а именно с историей, даже не семьи Лякишевых, а всего советского народа, народа-победителя, потрясал присутствующих школьников и взрослых, осыпая мурашками по коже.
– Вот, так Няня…
Мероприятие закончилось.
– Круто, Лякишева! – сказали пробегавшие мимо мальчишки, – она с недоверием посмотрела на них, – Не, на самом деле круто…
– Я прямо чуть не разрыдался! – изобразил издевательскую гримасу всем известный задира из параллельного «В», Мухин. Он тоже спешил, и не понятно специально или случайно, выбил из рук девочки дорогое фото. Последнее, упало, отпечаток пыльного каблука остался на нем.
В глазах девчонки появились слезы. Она наклонилась, чтобы поднять фотокарточку. Оказавшийся рядом Ванька передернулся. Парню вспомнилось черно-белое фото Анны, тайничок в зарослях шиповника… Его заколотило изнутри.
– Стой! – остановил девочку Ванька, и крикнул, – Муха!
– Чего тебе?! – обернулся недовольный сверстник.
– Вернись на минутку, – попросил вежливо Ванька.
Заподозрив не доброе друзья, попытались остановить его.
– Оно тебе надо, Гриша?
Но парень, проигнорировал их.
– Зачем звал? – подошел Мухин и вылупил на Ваньку, свои большие, на выкате глаза.
– Подними! – потребовал Иван, указав глазами на фотографию.
– Чего?!– ухмылка перекосила лицо подростка, – Гриша, ты – больной?
– По-хорошему прошу, просто подними, – ровным голосом повторил парень.
– А это видел! – неожиданно ткнул тот Ваньке в лицо шиш.
Ванька побагровел от злости.
– Нарываешься на неприятности, Муха!
– Гриша, оставь его, – дотронулся до напряженного плеча приятеля Стриж, – У него брат в десятом учится второй год подряд…
Торопящиеся школьники, начали притормаживать. Назревало, что-то интересное.
– Отвянь, Рыжий! Иначе я тебя сейчас так уделаю, не побоюсь, что твоя мать – училка! – и занес мощный кулак, напортив Ванькиного лица.
Девчонки в толпе завизжали.
Удар был достаточно сильным, но не точным, Ваньку он, только, раззадорил. Терпением парень не отличался. Перехватив руку обидчика, он ответно врезал в его нахальную физиономию и еще под дых. Хватанув разбитым ртом воздух, Мухин скрючился. Ванька не сильно пнул его ногой, и мальчишка упал на колени.
– Поднимай! – ухватил не на шутку разошедшийся Иван его за ворот рубашки, – Поднимай и повторяй: «Прости меня, Арина. Я сволочь!».
Мухин, корчась на полу, процедил сквозь зубы:
– Прости меня, Арина…. Я…. Сволочь…, – дрожащими пальцами он передал фото девочке.
Арина забрала фотографию и убежала.
– Что здесь происходит? – пробилась, наконец, сквозь толпу учительница.
– Да, Муха… Мухин, Нина Юрьевна, упал… нечаянно.… Споткнулся о выпирающую дощечку, – нашелся быстро с ответом, как всегда, Колобок.
– Да, у него кровь! – воскликнула литераторша, заметив травмированный нос мальчишки, – Сколько раз, говорила этому плотнику, – начала причитать Нина Юрьевна, – Доведет его расхлябанность до школьной травмы.… Вот, оно и сбылось!
– Я тебе это припомню, Рыжий…, – еле слышно прошипел Мухин Ваньке.
Однако угроза не произвела впечатления на последнего. Иван заправляя, выбившуюся из-под брюк рубашку, лишь ухмыльнулся.
– Что случилось? – появилась откуда-то Ольга.
– Ольга Владимировна, меня никто не воспринимает серьезно, а давно необходимо поднять вопрос…., – начала торопливо объяснять учитель литературы.
Ольга почти ее не слушала, она заметила оторванную пуговицу на Ванькином погончике.
– Конечно, конечно, Нина Юрьевна, мы обязательно примем меры, – заверила Ольга коллегу, и, не выпуская из вида сына, догнала его.
– Твоих рук дело?! – кивнула она в сторону потерпевшего.
– А я тут причем? – сделалось, как, обычно непроницаемым лицо Ваньки.
– Дома поговорим, – строго посмотрела на него мать.
– Мам Оль! Ольга Владимировна! – побежал за ней следом Ванька, но Ольга, игнорируя его, свернула в соседний класс.
Ванька не разуваясь, пробежал на кухню, и, разрезав батон пополам, положил на него сыр с колбасой. Он уже открыл рот на ходу, как из комнаты неожиданно появилась мать.
Парень закашлялся.
– Ты уже дома, мама Оль?! Так рано…
– А ты, куда, так торопишься? – тон ее был подозрительно спокойным.
– Я… меня ребята ждут…, – растерянно заулыбался Ванька.
Лицо Ольги было лишено эмоций. Плохой знак.
– Я эту козявку не трогал, правда, мама Оль… Он первый начал…, – имея в виду одноклассника, начал оправдываться мальчишка.
– У тебя всегда кто-то виноват, кроме тебя! – Ольга подобрала брошенный дипломат, – Может, у тебя чесотка?
– Чего?! – вытаращил глаза на мать Ванька, не понимая ее.
– Как-то это не нормально, что у тебя кулаки постоянно зудят…
Мальчишка вздохнул, и опустил глаза.
– Гриша! – позвали с улицы.
Ванька, было, дернулся, но Ольга преградила ему путь рукой.
– Мама Оль, меня, на самом деле, ребята ждут…, – жалостливо проговорил он.
– Учитель истории тоже…, – протянула она ему учебник, а сама вышла на балкон.
– Он ушел на тренировку и до утра не вернется! – крикнула Ольга, задравшему кверху голову Стрижу. Тот растерянно замолчал, и, постояв еще пару минут ушел.