Прости меня
Шрифт:
пропускали молча.
Жить мне предложили
в общежитии для медработников
на территории при больнице
и дежурная выдала мне ключи
от номера в гостинице.
В номере уютно и светло,
санузел с душем,
телефон, радио и цветы.
Проблема появилась.
Не было в гостинице -
ни кухни, ни плиты.
Вдобавок, забрали всю мою одежду,
пропитанную радиацией
и подаренные
купленные в универмаге "Украина"
в давке и нарасхват,
выдали комнатные тапочки
и больничный, свеженький халат.
Как мне дальше жить?
В чём в магазин сходить?
Как мужу и себе и на чём
бульончику сварить?
Было бы желание,
стремление и мечта,
были люди добрые -
помогла любовь, беда.
Как любила я его -
своего родного, ненаглядного?
Как любила?
Словами душу не понять.
Целыми ночами с мужем
время проводила.
Меняла мужу простыни,
подушку поправляла.
Постоянно, держала его ладонь
горячую, как огонь.
Медсёстры отделения
сотни раз
ругали, предупреждали.
Убеждали в коридоре:
"Близко не подходить!"
Самоубийцей называли.
Просили: "Рядом не сиди!"
Потом махнули рукой:
"Хочешь умереть. Иди!"
Гуськова Ангелина
узнала, что я беременная,
вызвала к себе, вскоре
я стояла как школьница
у Ангелины на ковре.
"Что за стыд и что за срам!
Как ты могла?
Ты ребёнка погубила!
–
строго отчитала,
потом вежливо сказала.
–
Рожать приедешь к нам!"
Муж, моя роднулька, постоянно -
хотел меня чем-то удивить
и даже рассмешить,
мог уйти, как-будто по делам,
собрать букет цветов
и подарить мне лично.
Накануне, ещё в Припяти,
выйдя со мной из дома на улицу,
муж сказал с улыбкой:
"9-го повезу тебя в Москву
покажу столицу".
Показал Москву столицу -
вспоминаю с грустью.
Не всё как обещал,
но выполнил всё с честью.
Сегодня 9-е мая -
день Победы.
Кругом улыбки -
радость и цветы.
Живи и радуйся,
если б не было беды.
Муж попросил меня:
"Открой окно".
Он так хотел
мне показать Москву,
о салюте
он мечтал давно.
Пройдя в одночасье - огонь,
радиацию и воду,
но свою последнюю мечту
воплотил он в жизнь.
Я на постель посадила мужа
у окна 8-го этажа,
а на постели осталась
со спины кусками кожа.
Улыбнулась я родному,
ненаглядному, как младенцу,
муж показал столицу.
Навернулись слёзы...
мне больно и тоскливо,
за судьбу обидно,
салют в двадцать один 00
прогремел красиво.
Любил мой, родной,
на торжества, на праздники
мне дарить цветы
и в тяжкую для него годину
не прошло всё мимо,
достал три гвоздики,
поцеловал мне руку
и подарил цветы.
"Поздравляю!
С днём Победы и весны!
Медсестре дал деньги,
медсестра купила
твои любимые цветы".
"Спасибо, мой родной!" -
обняла, поцеловала.
Больным с лучевой болезнью
делали пересадку костного мозга.
Из дома вызывали
родственников больных,
брали пробы костного мозга -
больным вводили.
К Василию приезжала
сестра из Ленинграда,
два часа на операционном столе
с братом рядышком лежала.
Прости нас боже,
я на всё согласна, может ему,
моему родному, ненаглядному -
в конце концов,
что нибудь поможет.
Мужу становилось хуже-хуже -
особенно после операции Гейла.
Надежды никакой -
напрасно бога я просила.
Теперь Василий и все с лучевой
лежали в барокамерах
из прозрачной плёнки,
там такие приспособления,
чтобы не заходить,
можно было вводить уколы,
катэтор ставить
и передавать таблетки.
Несмотря на приём таблеток
роста и обновления клеток,
Василию вскоре стало так плохо,
что я не могла от него,
своего родного -
не только куда-нибудь уйти,
но даже отойти.
Муж постоянно звал:
"Люся! Люсенька! Где ты?"
"Я здесь, родной!
Я здесь, мой дорогой!"
Обслуживала его сама,
других больных
обслуживали солдаты.
Каждый день слышу: "Умер! Умер!"
Умер Тищура, умер Кибенок.
Сегодня - Правик умер.
Как молотком по темечку,