Прости, но я люблю тебя

Моччиа Федерико

Ники обнимает его. Затем она выходит из машины. И они оба входят в аэропорт со своими блестящими чемоданами на колёсиках, которые отличаются только по цвету. Они смеются и шутят. Молодые путешественники безо всякой ответственности. Зато с улыбками.

— Круто! Дождаться не могу, когда открою свой чемодан, я умираю от любопытства... Вот бы знать, что ты мне купил!

— Ну... — Алессандро улыбается. — Это было трудно. В любом случае, было сложно подобрать то, что понравится тебе, поэтому я выбрал то, что понравилось хотя бы мне самому.

— Боже мой! Я только надеюсь, что мне не придётся одеваться в цветные халаты, как японские герои!

— Вот увидишь. Мы всё равно будем далеко, тебя там никто не знает.

Ники останавливается.

— Дай мне секунду,

надо домой позвонить, — она быстро набирает номер, даже без поиска в телефонной книге. — Алло? Привет, мама, это Ники.

— Я поняла. Где ты?

— Ты готова? В аэропорту. Мне только что подарили полный чемодан новой одежды. И я уже сажусь в самолёт, — она останавливается и прикрывает микрофон рукой: — В котором часу мы приземлимся, Алекс?

— В семь-сорок, как в песне Баттисти. Но мы не расстанемся, мы будем вместе!.. — он быстро объясняет ей этапы их путешествия.

Ники улыбается и снова открывает микрофон.

— Мы приземлимся в семь-сорок по парижскому. Сначала в Шарль де Голль. Потом возьмём машину и поедем в отель, чтобы переодеться. Позже мы отправимся что-нибудь съесть на левый берег Сены, ужин в Монпарнассе, завтра – экскурсия в Евродиснее, потом туристическая прогулка по центру. Я вернусь ночью. Конечно, будем только мы с ним вдвоём. И когда я говорю «с ним», я имею в виду уже знакомого тебе фальшивого агента по вкладам.

Молчание с той стороны. Ники ждёт момент, а потом начинает говорить снова.

— Мамуль, ты ведь там не бьёшься в истерике?

— Нет.

— Я так и знала. Я с подругами, они устроили мне вечеринку, а потом я останусь переночевать у Олли.

— Ладно, так намного лучше. Вернитесь не очень поздно, не ешь и не пей слишком много. Отправь мне сообщение, когда будешь у неё дома. Не выключай телефон.

— Окей, мама.

— А, ещё кое-что...

— Да.

— Поздравляю, моя милая.

— Спасибо, мама. Слушай, если ты продолжишь разговор, я опоздаю на самолёт.

— Дурочка... всё тебе смешно.

Ники вешает трубку.

— Я всё рассказала!

Алессандро ей улыбается.

— Бежим, или вправду опоздаем на самолёт!

Они бегут, таща только свои новые чемоданы. Лёгкие. Без страха. Без спешки. Без времени. Рука в руке. И больше ничего. Никаких встреч, никаких беспокойств и волнений, никаких решений. Ничего. Они легче облаков.

96

— Это наш номер.

— Он офигенный! — Едва поставив свой чемодан на кровать, Ники, переполненная любопытством, открывает его. — Я сейчас с ума сойду, клянусь... Хочу увидеть!

Она увлечённо рассматривает все вещи, выбранные для неё вслепую. Лиловая блузка из лёгкого хлопка. Брюки немного светлее. Пара туфель Geox с ярким орнаментом. Кожаная чёрная куртка. Белая рубашка с высоким воротом, длинная и с жёсткими манжетами; в стиле Робеспье, что как нигде уместно в Париже. В остальном рубашка прозрачная, лёгкий и элегантный шёлк. А ещё единственная тёмная вещь – длинное чёрное платье. Ники берёт его и разворачивает. Надевает на себя. Оно прекрасно. Глубокое, провокационное декольте. Оно застёгивается на спине, оставляя голыми плечи. И легко спадает вниз, скрывая восхитительные туфли из чёрного атласа на высоком каблуке; элегантные, с маленькими пряжками по бокам. Современные, как и она, когда обувает их. И даже больше. Она шагает, дефилирует, смеётся, танцуя по комнате.

Затем она спускается по большой лестнице под руку с ним. В холл отеля. Король и королева фантастической ночи. Уникальной. Такова её красота, но они почти не замечают её. Они берут такси и ужинают на берегу Сены. Моллюски, шампанское, хрустящие хлебцы, багет, нарезанный на кусочки, чтобы обмакивать его в рыбный соус. Такой специфический, такой вкусный, такой крепкий, такой жгучий. Как морской окунь в соли, свежий, с дольками лимона, лёгкий, который купается в масле с мелко нарезанной петрушкой. И ещё шампанское. Милый француз с гитарой подходит к ним. И ещё один, с усами, как у Дали, появляется за ним. В руках у него гармоника. Они проникновенно играют песню, которую уже сыграли тысячи раз, La vie en rose.

И какая-то взрослая женщина, позабыв о своём возрасте, уже не таком юном, поднимается из-за стола в глубине зала и начинает танцевать. Она закрывает глаза, поднимает руки к небу, вся отдаётся музыке. И незнакомый ей мужчина не оставляет её одну. Он тоже поднимается. Подходит к ней. Она улыбается ему. Открывает глаза и берёт эти руки, что ищут её. Наверное, она ждала его. Кто знает. И теперь они танцуют вместе, маленькие герои, которые не чувствуют стыда перед этими нотами, которые говорят о любви. Они смотрят друг другу в глаза и беззлобно улыбаются, зная, что однажды кто-то их вспомнит. А Ники и Алессандро смотрят на них издалека. Они берутся за руки и улыбаются, соединённые этой красивой магией, этой странной формулой, этим секретным кодом, которые начинаются и заканчиваются безо всяких почему, без правил, как неожиданный прилив в безлунную ночь любви. Затем приносят крем-брюле – один шарик, две ложки. Ники и Алессандро весело соревнуются в странной борьбе за последний кусочек. Затем они выпивают пассито ди Пантеллерия, итальянский сюрприз среди таких французских вкусов. Ники делает глоток, как вдруг гаснет свет. Она замирает с бокалом в воздухе. Вдалеке, в окне ресторана, видны отражения в Сене. Древние строения бесподобной красоты освещают ночь. В ресторане начинает звучать тихая музыка. В глубине зала открываются двойные двери кухни, и, как по волшебству, появляется повар в своём высоком белом колпаке. Его приоткрытая рука выставлена вперед. Он что-то прячет. Между его пальцев появляется свет. И это пламя свободно танцует между пальцами мужчины. Он пересекает потоки различных вкусов в ресторане. Вдруг повар убирает руку. И торт, который он принёс, полностью освещается огнём.

Крем, клубника, хрустящие орехи и патока. Повар подходит к столу и ставит это в центр. Все готовятся. Они поют все вместе на странном языке, наполовину французском, наполовину итальянском «С днём рождения тебя». Ники ждёт подходящего момента и наклоняется, задувая все свечи. Кто-то делает фото, другие зажигают свет. Счастливые, все хлопают в ладоши. Ники улыбается, немного смущённая, и всех благодарит. А затем, чтобы все потихоньку утихомирились, чтобы рассмешить их, она засовывает палец в торт и, как маленькая, кладёт его в рот. Алессандро наслаждается этим здоровым и милым зрелищем. Он засовывает руку в пиджак и, как заправский вор, что-то кладёт напротив её тарелки.

— Поздравляю, любимая. Спасибо, что дала мне второй шанс.

И Ники, обездвиженная, изумлённая, удивлённая своим праздником, улыбается... и видит его. Небольшая коробочка поблёскивает голубым рядом с тарелкой с разукрашенными краями.

— Это мне?

Алессандро смотрит на Ники. Улыбается ей. А та молчит. Она глазам своим не верит. Открывает. И понемногу из коробочки появляется словно восход солнца. Каждая лампа в зале, каждая свеча, даже самое малое отражение соединяются, чтобы выделить её простую красоту. Она берёт её. Красивая, изысканная, лёгкая, элегантная подвеска вдруг освещает лицо Ники. Маленькая красная луна, сложенная из бриллиантовой пудры, множества крошечных драгоценных камешков и единственного большого камня в форме сердца в центре. Ники смотрит прямо на него. Тысячи огней танцуют в камне, больше, чем в яркой радуге. Танцует синий, красный, голубой, оранжевый. Даже на щеках Ники играет цвет эмоций.

— Это восхитительно.

Алессандро улыбается ей.

— Тебе нравится? Я сам придумал его в «Вивани», на виа делле Вите. Понюхай...

Ники подносит его к носу.

— Хм, нежное, лёгкое. Что это?

— Я добавил пару капель этой эссенции... — Алессандро достаёт из кармана маленькую бутылочку. Открывает её. Капает немного на свой указательный палец. — Это для тебя. Твоё изобретение, — он легонько касается её шеи, гладит её почти до самых ушей. Ники закрывает глаза. Вдыхает свежий аромат.