Прости себе меня
Шрифт:
Он и сегодня это сделал. Не хотел, но руки сами потянулись к сигаретам, а ноги упрямо тащили его на задний двор. Горький дым, разъедающий лёгкие, мутный взгляд покрасневших глаз, стиснутые челюсти... всё это было так ему знакомо.
Ему не нужно было этого делать. Ему вообще не надо было смотреть в её сторону. Но он это сделал. Жалеет? Скорее нет, чем да. Это разрывающее чувство бомбило изнутри.
Он сидел под узким навесом, выкуривая третью сигарету подряд. Третья. Егор сделал очередную затяжку перед тем, как взглянуть на упавший оранжевый кропаль. Пора.
Выпустив дым, парень,
А когда она попыталась вонзить свои когти ему в лицо, он просто швырнул её на кровать. Перевернул на живот, наваливаясь сверху, и заламывая тонкие ручки ей за спину. Скорее всего, было больно. Потому что она заскулила, и прекратила любые попытки оттолкнуть его. Перестала брыкаться, замерев под его весом и тяжело дыша. Хорошая девочка.
На короткий миг, Егор закрыл глаза и под веками заплясали картинки из прошлого. Он видел себя. Мелкого и беспомощного. Такого же опустошенного, как она. Когда близкий ему человек ломал его. Делал из него зверёныша. Дикого и необузданного. Агрессивного. Жалкого. До зубного скрежета.
Егор чувствует запах горелой плоти и, сдержав хрип, бросает бычок на землю. Всё ещё дышит тяжело. Согнулся пополам, обхватывая голову руками, и слегка раскачиваясь.
Сможет ли он остановиться? Он не знает. Понятия не имеет, что будет чувствовать, когда увидит её снова.
Только вот обратного пути нет и не будет. Нужно просто вбить ей в башку, что любое лишнее слово обернётся против неё и всей семейки Ксенакис. Пусть думает об этом. Пусть эти мысли не дают ей спать по ночам.
Он злился. Злился на неё так, как никогда. Потому что легче ни хрена не стало. Она думает, что дело только в её матери? Что собака зарыта именно там? Это лишь дополнение к тому, в чём кроется причина его ярости. Сможет ли он когда-нибудь сказать ей об этом? Он никогда и никому об этом не говорил. Это всё равно что блевать собственными лёгкими. Захлебнуться кровью.
Вновь закрыл глаза, погружаясь в недавние воспоминания:
— Егор, остановись, пожалуйста! — всё ещё пыталась докричаться до него. Скрипела зубами от боли, когда он заломил её руки, задирая их выше, к лопаткам, — мне больно, Егор!
— Успокойся, мать твою! — прошипел и прижал губы к её плечу. Кончиком языка провёл по влажной сладковатой коже, — не дёргайся, Дани.
Пальцами собрал её волосы на затылке и потянул на себя. Сильнее. До тех пор, пока её ротик не открылся, чтобы уменьшить боль от натяжения в глотке. Вот так.
Приподнялся, осматривая миниатюрную фигурку. Плавные изгибы в тусклом освещении. Тонкая талия, плавно переходящая в округлые бёдра. На ней были трусики тёмного цвета. Самые обычные: никаких кружев и тесёмок.
— Если ты будешь дёргаться, Дани, —
Она не произнесла ни слова. Тихо заскулила, осознавая, насколько беспомощна. А Егор, приняв это за согласие, отпустил её руки и дёрнул за тонкую резинку её трусиков. Стягивая те по бёдрам и открывая жадному взгляду вид на упругие ягодицы, которые были гораздо светлее остальной кожи.
— У нас мало времени, Дани, — провёл ладонью по бархатистой коже, спуская руку вниз и затрагивая тёплое лоно. Задержал дыхание, когда она пискнула от его касания там. Напряглась, вся сжимаясь, — очень жаль...
Поцеловал её в плечо и, стянув со своих бёдер штаны, приподнялся над ней, чтобы больше видеть. Чтобы видеть, как будет входить в неё. Потянул её на себя. Оставляя животом лежать на кровати. Она почти стояла на коленях. Если бы они доставали до пола...
— Пожалуйста...
Едва она успела произнести очередную мольбу, как тут же задохнулась. Почувствовав в себе его пальцы, дёрнулась вперёд, но он удержал. Крепче прижал женское тело к матрасу и, не растягивая больше удовольствие, полностью вошёл в девушку. Одним рывком ворвался в горячее нутро, тут же прикрывая рот Даниэлы ладонью. Сдерживая её крик и замирая на пару секунд. А времени было так мало. И её. Мало.
Вышел, впитывая те ощущения, которые испытывал в данный момент. Власть. Похоть. Желание. Потребность быть именно в ней. Будто этого он и ждал последние несколько лет. Сука...
Толкнулся вперёд, охреневая с того, какая она узкая. Как плотно стенки её влагалища обхватывают его стояк. Буквально душат, заставляя скрипеть зубами... заставляя вдалбливаться в обессиленное тело с каждым толчком всё яростнее. Сильнее. Быстрее.
Он уже не закрывал ей рот. Не было необходимости.
Она, кажется, смирилась.
Лицом уткнулась в постель, пряча боль. Тонкие пальчики комкали под собой покрывало. Девушка пыталась поднять бёдра... но Гордеев то и дело опускал на поясницу свою ладонь, обратно прижимая её к кровати. Так было плотнее. Уже. Глубже.
Продолжал долбиться в неё до тех пор, пока перед глазами не начали плясать белые пятна. Вот-вот. Нужно быстрее. Она глухо кричит каждый раз, когда он входит в неё до упора...
На глаза попадается полотенце, которое он сорвал с неё совсем недавно. Наклоняется, подхватывая его...
Горячая пульсирующая плоть вот-вот взорвётся... Господи.
Движения становятся лихорадочными. В глотке пересохло настолько, что даже слюни не проходили дальше нёба.Ещё. Мало. Почему. Её. Так. Мало?!