Простить нельзя расстаться
Шрифт:
– Можно я возьму? – осипшим голосом спросил Анатолий. – В офисе повешу в рамочке.
Марик вытянул из отцовских пальцев лист, убрал в папку, захлопнул её, навалился локтем.
– Вернётся мама, у неё и спрашивай.
Анатолий присел перед ним на корточки, взглянул снизу и, стараясь говорить убедительно, начал:
– Марк, ты должен смириться. Она ушла от нас совсем. Скорее всего, подыскала другую работу, где малыш, а не такой дылда. Ведь мы и сами собирались отказываться от её услуг.
Не глядя на отца, Марик качал головой. Рубинов же с каждым словом всё больше убеждался в своей правоте. Ну не забрала рисунки, и что? Быть может, не считала, что имеет на них права. Столько лет жила на всём готовом:
– Па, если полиция не будет искать маму, я сам буду искать, – потупясь, предупредил Марик.
– Выбрось из головы, сейчас же! – резко встал Анатолий, твёрдый тон сына его насторожил. – Бог с ней, с полицией, я дядю Севу попрошу. Он частного сыщика наймёт.
– Правда?
Доверчивый взгляд карих глаз смутил Рубинова, он похлопал ребёнка по плечу и сказал как можно беспечнее:
– Найдём твою Дашу, не переживай. А сейчас зубы чистить и в постель! А то завтра школу проспишь.
Анатолий брёл по галерее, постукивал костяшками пальцев по перлам, выбивая строгий ритм: та-да-там-там-там, та-да-там-там-там, та-да-там-там-там… Внизу над входом горела дежурная лампочка. Неяркое освещение делало дом загадочным: в углах и закутках прятались чёрные тени, потолок – перекрытие между вторым и третьим этажом – украшали причудливые контрастные разводы, застывшие, но готовые к движению. Что за мысли лезут в голову? Остановившись, Рубинов облокотился на отполированную дубовую поверхность ограждения и огляделся. Он любил свой дом. Любил бывать здесь, приглашать гостей. Обожал водить «экскурсии», демонстрируя новым или очень старым, не бывавшим здесь, знакомым, как они с Викой всё классно устроили. Удобно, приятно и без лишних прибамбасов. Та-да-там-там-там – продолжало стучать в голове. Почему гадко на сердце? Всё ведь хорошо. Неужели исчезновение Дарьи так действует? Скорее, не исчезновение, а неопределенность. Анатолий не терпел неопределённость. Как бывший учёный он любил выстроить логическую цепь и объяснить любое непонятное явление. Как успешный бизнесмен предпочитал ясность без недомолвок и намёков. Нужно было всё расположить по пунктам: а, б, в, г…
Допустим, девчонка решила покинуть дом Рубиновых – надоело, подвернулось что-то перспективное, скопила деньжат и захотела отдохнуть по полной, да что угодно! Допустим, боялась признаться, чтобы её не удерживали. Собралась в тихую, свинтила. Но зачем прятаться? Почему не перезвонить и не сообщить, что всё в порядке? Отключать телефон в такой ситуации – полнейшее свинство! Могла она хотя бы смс кинуть: мол, всё нормально со мной. Впрочем, сообщение бы его не успокоило, мало ли кто его послал. Губы Анатолия скривились в усмешке. Да он волнуется за эту девчонку! Точно. Банально волнуется. Привык за двенадцать лет к её ненавязчивому присутствию в доме. Эдакое приложение к сынишке – рядом, если нужна, в сторонке, если нет. Никогда не мешала и всегда была готова подстраховать.
Первое время Анатолий относился к Дарье предвзято. Разве может вызывать симпатию женщина, бросившая новорожденного ребёнка? В сказки о безвыходных положениях и непреодолимых обстоятельствах он не верил. Понятно, что девчонка молоденькая, вчерашняя школьница, оступилась, с кем не бывает. Но ведь есть родители, родственники, неужели нельзя было как-то всем кланом поднять малыша? Хотя бы до ясельного возраста. А там и на работу устраиваться.
Брал он в дом Захарову на полгода, не больше. Задачу ей поставил такую: кормить Марика грудью и постепенно вводить прикорм. Надеялся, что у Вики проклюнутся материнские чувства за это время. Тщетно. Скорее, Дарья была способна дарить ребёнку заботу и нежность, чем настоящая мать. Просматривая записи с камеры наблюдения, установленной в детской, Рубинов умилялся, любуясь, как бережно и трепетно няня обращается с его сыном. А ведь она не могла знать о том, что за ней подсматривают. Сначала оставил её ещё на полгода, потом до того, как Марику исполнится три, а потом и думать забыл о том, что Дарья – чужой человек. Зря, выходит, забыл. Как там, в пословице про волка? Сколько не корми… Шумно хмыкнув, Анатолий пошёл в спальню.
Жена полусидела на застеленной шёлковым бельём кровати, прислонив подушку к стёганому изголовью. В руках у неё была книга, освещённая направленным на страницы лучом регулируемой лампы. Раздевшись, Анатолий нырнул под одеяло и поинтересовался:
– Что читаешь?
– Бестселлер посоветовали. – Вика отложила книгу и повернулась: – где пропадал так долго?
Не отвечая, Анатолий наблюдал, как она разбирает подушки и укладывается. Вид у неё был недовольный. После паузы сказал-таки:
– К сыну зашёл. Должен же кто-то желать ему спокойной ночи.
– Пожелал?
– Да.
– Сколько раз? Тысячу?
Стало смешно. Вот ревнивица! Анатолий тронул разбросанные по подушке светлые пряди и заговорил как можно мягче:
– Парень переживает. Надо было успокоить его.
Вика вытянула свои волосы из его пальцев, выключила свет и, повернувшись спиной, безапелляционно заявила:
– Чем меньше ты будешь потакать ему, тем скорее он её забудет.
Анатолий не отозвался. Лежал на спине, устремив взгляд в потолок, и не о чём не думал.
Наутро завёз сына в школу. Приходилось теперь по утрам делать крюк, соответственно выходить из дому раньше. Как тут не вспомнишь благословенные времена, когда Марик добирался на рейсовом автобусе в сопровождении гувернантки. Теперь он порывался ездить один, но Рубинова это не устраивало. После уроков разрешил возвращаться самостоятельно, но по утрам хотелось быть уверенным, что ребёнок попал туда, куда надо, а не болтается по посёлку в компании прогульщиков.
Высадил у ворот, дождался, когда худенькая фигурка с объёмным ранцем скроется в дверях школы, и тронул автомобиль. По дороге размышлял. Учебный год завершается, последняя неделя осталась. В следующем придётся что-то решать. Выехав на МКАД, затёрся в пробку. Навигатор показывал, что впереди случилась авария. Вот уроды! Куда летят? Сами попадают на бабки и другим людям жизнь усложняют – сердился Рубинов. Саунтрек из фильма «Мужчина и женщина»4 оповестил о чьём-то желании побеседовать.
– Алло?
– Привет, – голос юриста фирмы Дружилина, – я тут обнаружил пропущенный от тебя. Извини, что хотел?
– Привет, Сева. В офисе появишься?
– Вряд ли. А что, нужен? Ты меня вроде отпустил на неделю.
– Не нужен. Просто хочу попросить, пока не забыл. Посоветуй какого-нибудь толкового следака.
– Захарову хочешь найти? Украла что-нибудь?
– Пацан переживает из-за неё. Просто надо убедиться, что всё в порядке.
– Хорошо. Пороюсь в своих анналах, перезвоню. Всё?
– Ещё вот что. Школу типа интерната для Марика подбери. Можно с уклоном.
– Физ-мат или языковую? – Не дождавшись ответа от задумавшегося друга, Дружилин предложил: – Исследую вопрос и составлю список, а ты выберешь.
– Лады.
Отключился. Настроение чуть приподнялось, да и пробка рассосалась. Друг Сева имел потрясающую способность всё улаживать. Голос у него был такой, что в пору психотерапевтом практиковать. Хотя для адвоката это качество тоже оказалось удобным. Это был микс: уверенность, уважительность, спокойствие, достоинство. Поговоришь с ним, уже на пятьдесят процентов дело кажется решённым. Вот и сейчас, после беседы с Дружилиным, Анатолий нисколько не сомневался, что и Дарья отыщется, и Марика пристроят в элитную школу, где парню будет лучше, чем дома, и сам он, наконец, перестанет дёргаться.