ПростиТурция, или Восток - дело темное
Шрифт:
Тяжелая голова перевесила, и девушка чуть не кувыркнулась вниз. Ага, осторожней надо с кульбитами. Вестибулярный аппарат уже отключился.
— Эл! — послышалось из прихожей. — Я Ямана уговариваю у нас сегодня остаться ночевать. Чего он на ночь глядя сейчас куда-то поедет! Ты не против?
— Естественно! — Ёлка сладко зевнула, широко раскрыв пасть. — Постелите ему в гостиной, нечего по ночам кататься. Тем более после тех стрессов, что на его бедную голову сегодня обрушились. Пока он домой доедет,
Шум внизу стих — похоже, Ёлкины указания про «по голове и укладывать» стали для переводчика весомым аргументом.
Элка повисела на перилах еще немножко, подождала непонятно чего и, решив, что все в порядке, собралась шлепать в спальню. Вслед ей донеслось:
— Уборщика заперли, Стив уже спит. Мы с Женькой и Яманом тоже укладываемся. Будильник на сколько ставить?
— Сам решай! — во всю пасть зевнула Ёлка. — Я сейчас думать не могу, тем более про цифры. Все, до завтра…
И она побрела в спальню, спотыкаясь о собственные ноги.
— Спокойной ночи… — как сквозь вату донесся Женькин голос.
— Угу… — муркнула себе под нос Элка и рухнула лицом в подушку.
…Реальность закончилась. Бывает такое странное ощущение — вот вроде понимаешь, что ты спишь и что все это с тобой не на самом деле происходит, а почему-то веришь, что все это правда, что это на самом деле так хорошо, что это состояние спокойствия и умиротворения — настоящее. И просыпаться очень не хочется…
Они гуляли с Валеркой. Гуляли по парку — как тогда, в Екатеринбурге. Держались за руки, шлепали по горячему летнему асфальту и болтали о всякой ерунде — о жаркой погоде, о том, что у Валеры скоро соревнования и ему надо уезжать, о том, что они будут скучать друг по другу. Тяжелая мужская рука нежно обнимала Ёлку за талию — и все было так здорово!
Оказывается, она соскучилась по этому парню. Оказывается, он так ей нужен! В ее жизни было очень много ненужных, мелких, продажных людей — и совсем мало настоящих. Как Валерка. Сильный. Спокойный. Уверенный. Мужик.
И с ним, оказывается, так хорошо! И очень плохо без него.
— Валер, а давай ты долго ездить не будешь? — Элла прижалась щекой к сильному плечу. — Ты и так очень редко появляешься. И постоянно пропадаешь куда-то. Мне же тебя не хватает. Я же скучаю…
Валерий грустно вздохнул и нежно чмокнул Ёлку в макушку.
— Ты же знаешь, что у меня работа такая. — Он чуть крепче прижал к себе девушку. — Я тебя предупреждал, что постоянно вожусь с этими пацанами. Я за них отвечаю. Это тебе плевать на всех остальных, а мне нет. Я не могу жить так, как
Вдруг стало прохладно. Вот только что солнце жарило, воздух почти не шевелился — а тут почему-то ветерок резко рванул, взбаламутив мусор на асфальте, и холодок по спине остро коготками царапнул.
— Валер, не надо так!
Элка подняла глаза и посмотрела на высокого парня снизу вверх.
— Не надо так… — повторила она. — Ты же меня совсем не знаешь!
— Знаю. — Голос молодого человека вдруг стал холодным, как этот самый ветер. — Я знаю таких, как ты.
Ледяной ветер хлестанул по щекам — очень резко, неожиданно, пробираясь до костей, проморозив каждую клеточку. Чтобы хоть чуть-чуть согреться, Ёлка покрепче прижалась к сильному мужскому телу. Но Валерий почему-то был такой же ледяной, как беснующийся вокруг ветер.
— Валер… — Все еще надеясь на какое-то чудо, на то, что парень растает, прижмет ее к себе, поцелует, Ёлка осторожно уткнулась лбом в мускулистое плечо. — Ну пожалуйста…
— Что «пожалуйста»? Тебе на всех плевать! Ты не можешь влюбиться! Такие, как ты, не могут любить!
Ветер бесновался, не останавливаясь, он впивался в щеки, в руки ледяными иголками, было очень-очень холодно и больно!
— Валера!
Элка ужасно замерзла, она прижималась к юноше, и от этого ей становилось только хуже, еще холодней. Она уже кричала, она хотела, чтобы ее услышали:
— Валера!
Но он не слышал ее. Он не слышал и не видел ничего вокруг. Он смотрел Ёлке прямо в глаза — и не видел ее.
— Валера!
Мужчина холодно прищурился и презрительным металлическим шепотом проговорил ей прямо в лицо:
— Тебе никто не нужен. И ты никому не нужна. Тебя никто никогда не будет любить. Ни-ког-да…
И небо с треском обрушилось на землю ледяным дождем! Огромные градины с силой били в ставший черным асфальт, больно хлестали по беззащитным листьям, ломали ветки, крушили всё — и хрустальным звоном разлетались на миллионы бриллиантовых ледяных осколков. И спасения от этой стены не было. Она падала, убивая все живое вокруг…
Она не проснулась. Она выскочила из кошмара, как подлодка при экстренном всплытии.
Ёлка сидела на кровати в жгучем липком поту, пыталась дышать. Воздух, с трудом продираясь в сведенное судорогой горло, крохотными глоточками все-таки начал попадать в легкие, и ужас постепенно отступал, отходил, прятался в темных уголках сознания…
Потихоньку отпускало. Но легче почему-то не становилось. Просто получалось дышать. И все. А холод и страх никуда не делись. Как в детстве — когда ты сидишь один в комнате и знаешь, что уже все закончилось, что больше бояться нечего, а все равно очень-очень страшно…