Проститут
Шрифт:
– Так что? Куда ее? В студию отвезти или…
– В студию, – кивнул Мэлс Фаризов. – Попробуем ее в паре с этой новенькой, с Лулу.
Так вот и попала Валя Макрушкина в обойму звездочек самого великого Мэлса.
Попала, потому как вдруг привиделось ему с утра, что весь он переполнен ядом. И что весь мир тоже переполнен ядом… То ли ядом любви… В смысле – инфекциями, передающимися половым путем, включая ВИЧ и недавно обнаруженную у Мэлса застарелую, дважды по небрежности венерологов пропущенную уреаплазму… То ли ядом познания
Кто его знает, гения, что ему почудилось, когда он увидал испуганно-отрешенное блядское личико Вали Макрушкиной?
На то он и гений, чтобы в на все готовой шлюшке увидать будущую богиню шоу-бизнеса.
Два дня Валю беспрерывно фотографировали.
Красили, переодевали, потом смывали макияж, снова переодевали, снова красили и снимали, снимали, снимали и снимали.
Ей даже надоело.
И даже удивляло, что никто при этом ее не бил и не заставлял ежеминутно выполнять рабьи сексуальные обязанности, к чему она привыкла в своей жизни до попадания к Мэлсу.
– Однако сделай ее похожей на каплю яда, – сказал Мэлс главному дизайнеру своих проектов моднющему фото-художнику Савве Мартимьянову, более известному под кличкой Савэлло. – Я уже компоузерам нашим накреативил, заказал хиточек с текстом, где рефреном пойдет тема капли яда…
– Тема капли яда? – пожав плечами, переспросил Савэлло. – Не хер делать, легко!
Савэлло не нравилось работать с этой моделью.
Если эту существо, облаченное в колготки "Sanpellegrino" и белье от "Victoria's Secret" можно было вообще назвать моделью.
Покуда – это было не моделью, а студнем.
Но Мэлс заказал эту работу и дал денег.
Приходилось выдумывать, вертеть-крутить, креативить.
К исходу второго вечера Савэлло, утомленный провинциальными ужимками Вали – Капельки и ее постоянными намеками на готовность к оральному сексу, в чем она, по скудоумию своему, видела верх либерализованного шарма и этакий гламурный стиль жизни, Савелло придумал-таки образ и сделал серию снимков…
А к утру Мэлсу привезли и текст песни с клавиром, цифровкой и даже с наигранной самим компоузером Сливой на его "Ямахе" фонограммой "минус один".
Мэлс послушал.
Ему понравилось.
– Все признаки хитовости присутствуют, – удовлетворенно кивнул он, – волоките эту маршанскую дурочку в студию и Лулушку-проститутку к ней в придачу. У нас осталось оплаченное время от Сташевского, будем записывать "Carton Babies".
– А эта маршанская Капля, она хоть петь-то может? – уже в машине на всякий случай поинтересовался помощник Мэлса – Коля Сигал (по паспорту Сигалёв).
– А меня не интересует, поет она там или нет, – отмахнулся Мэлс. – Лулушка будет петь, у нее голос и вообще музыкальное образование. Она вытянет, а там и подголоски наложим в студии, сессионных девок поназапишем. В первый раз, что ли?
– Так и на хера нам эта маршанская? – недоуменно хмыкнул Коля Сигал.
– А
– А-а-а! – изобразил понимание Коля Сигал. – Одна у нас петь будет, а другая -фэйсом торговать.
– Верно мыслишь, – кивнул Мэлс, звучно втягивая в ноздрю порцию на сто пятьдесят евро.
В студии Валя-Капелька была сперва даже разочарована.
Петь в комнатку за стеклом, где стояли микрофоны, прикрытые такими смешными круглыми занавесочками, – пошли ее напарница по группе Лулу и еще две девушки из так называемых студийных сессионисток. А ее – восходящую звезду московского MTV-шного гламура, как Валя себя уже представляла, – туда, в эту комнатку, отгороженную от аппаратной огромным толстым звуконепроницаемым стеклом, даже не пригласили.
В аппаратной, возле большого с кнопками и полосками фэйдеров стола, похожего на космический пульт управления звездолетом из фильма Джорджа Лукаса, расположились Мэлс, компоузер Слива и звукорежиссер Андрюша.
– А эта ядовитая у нас чё, совсем петь не будет? – спросил компоузер Слива, перехватив уже сорок пятый пламенный взгляд восходящей звезды московского гламура.
– А нах она как певица нужна, – вальяжно положив ноги на край дорогого пульта, ответил Мэлс. – Достаточно того, что Лулу с подпевками поёт, а эта будет визуальный имидж создавать, уж больно много в ней этого яду блядско-человечьего…
– Ну ты, Мэлс, даёшь! – ухмыльнулся звукорежиссер Андрюша. – Ты ее по Ламборозо подбирал, что ли?
– Ага, я ее вижу эдакой рафинированной сукой, – задумчиво сказал Мэлс.
– Героиня нашего времени, – хмыкнул Андрюша.
– Героиня от слова героин, – вставил компоузер Слива.
– Я ее отдам Бальзамову в раскрутку, он мне должен, – продолжил Мэлс. – Пристрою в какое-нибудь модное телешоу. Только сперва месяц с небольшим клип "Carton Babies" в жесткой ротации на MTV покрутим, а потом я ее к Бальзамову на шоу засуну, пускай пипл от нее потащится.
– Бальзамов? – хмыкнул Андрюша. – Он же проститут.
– А мне-то какая разница, – лениво отозвался Мэлс. – То, что он проститут, мне в нашем бизнесе не мешает.
Андрюша тем временем произвел какие-то манипуляции и, обернувшись к компоузеру Сливе, сказал:
– Можно послушать, вот первый тэйк.
Андрюша вбросил фэйдер, и большая аппаратная наполнилась звуком.
Послушать не в наушниках, а на контрольных колонках "Ямаха" выбрались из студии и девчонки-сессионистки.
Мэлс слушал бесстрастно.
Компоузер Слива слегка морщился от ненужных на его взгляд музыкальных акцентов и кривил своё смешное усатое лицо.