Проститутки Москвы (справочник)
Шрифт:
Очень многие дела колонисток напоминают ситуации из нашей карательной экономики, всякие экспроприации, реквизиции - только в миниатюре. Уличный грабеж - просто тихая форма многих тихих и вполне узаконенных норм, процветающих в экономической сфере, в отношениях государства с потребителями. Отсутствие понятия неприкосновенности собственности - тоже питательный бульон для молодежной преступности.
В основе тоталитарного сознания, в глубине его природы лежит нетерпимость к инакомыслию. У преступника тоже своя нетерпимость. Сегодня, когда рухнули "священные" стереотипы недавнего прошлого, во многих головах, и не только подростковых,
Вот жалуются: где порядок? Для формального порядка власть прежнего стереотипа была более стабильна. Но лучше через период временного хаоса прийти к разумному порядку свободных людей, чем существовать в мумифицированном состоянии.
В тоталитарном государстве само понятие "законность" весьма условно, если не сказать - извращенно. Если в тоталитарном обществе говорят "честность", это может означать, что вы обязаны лгать, чтобы не выдавать служебные тайны и блюсти корпоративную честь, давно открыт феномен двоемыслия, где слова, законы или ничего не значат, или значат совершенно противоположное. Все равно что от людоеда, водящего ложкой в пустом бульоне, услышать возмущенное: "Это бесчеловечно!"
Нам говорили про свободу, подразумевая верность тоталитарному режиму. В этом перевернутом мире закон вполне мог быть синонимом беззакония. Можно только догадываться, сколько судеб поломали эти понятия-перевертыши за долгие десятилетия своего торжества.
Для меня было большим потрясением убедиться, что и кое-что в восхваляемой педагогике Антона Макаренко принадлежит к прежним стереотипам. Многие из орудий подавления личности в колонисте, действующие до сих пор, являются изобретениями его педагогики тотального коллективизма. Но я согласен с замполитом Мелитопольской ВТК Александрой Афанасьевной Кочубей, сказавшей:
– Мы иногда забываем, что воспитываем наших девочек в коллективе, а выпускаем их на свободу поодиночке, по одной.
В наших детских колониях до сих пор применяются те методы Макаренко, которые делают ставку на авторитет коллектива в ущерб достоинства отдельной личности, ставку на безжалостные репрессии против провинившихся, зависимость одного подростка - от всех, и всех - от одного, т.е. ставка на то, что, по сути, есть казарменная педагогика, детский ГУЛАГ. До сих пор поощряются стукачи, начисляют "баллы", если донес, кто где сигареты прячет, практикуется наказание всех за провинность одного и т.п.
Человека свободного не воспитать безнравственными средствами. Общество нашего времени нуждается во все большем числе по-настоящему свободных людей. Но одно дело - действительно свободные люди, и другое - словно выпущенные на волю как бы по амнистии по случаю объявления перестройки.
В книге Ю. Азарова "Не поднять тебе, старик" я прочел такое письмо Антона Семеновича Макаренко, датированное 1937 годом:
"Среди интеллигентщины была искони вера в особую роль душевности, в какое-то особое значение любимого учителя, в сверхъестественное значение таких нелепостей, как то, что якобы воспитатель должен быть чутким, добрым, любящим детей, энтузиаст с сердцем, переполненным любви даже к самому испорченному ребенку - какая чушь!.. Кому это надо? Может быть, врагам? А нам, большевикам-педагогам, нужна уверенность в завтрашнем дне, нужна беспощадность к врагам... В воспитательных учреждениях должна торжествовать логика: для коллектива, через коллектив, в коллективе! И неприменно мажор! Улыбка, смех. Веселые ребята, Веселые педагоги!"
Маршировать по зоне надо с песней. С улыбкой. С чувством благодарности.
Финал
К концу командировки я узнал про происхождение порезов на руках многих воспитанниц. Все они были новички колонии, прибыли с порезами, как правило, из СИЗО.
Ира X. рассказывает:
– Это я на тюрьме. За что? Ну мы переговаривались с соседней камерой по кружке, а корпусной, он самый злой был, вывел нас из камеры к "буцкоманде", это с дубинками резиновыми, а внутри свинец, и начали нас бить. В камерах крик - не трогайте малолеток. Мат! Крики! Нас бьют, а у нас один выход - мы резалися, руки себе резали. Ну они устали, нас в карцер, там врачи перевязали.
Еще я вспомнил рассказ Наташи Ш. о том, как всю жизнь никому она не была нужна.
– У меня последнее рождение было только лет в шесть, бабушка справила... А потом у меня дня рождения никогда не было. Всегда всем справляют, а мне... Говорю: у меня сегодня день рождения. Ну и что ж, что у тебя день рождения?.. скажут, и все.
Я был в Мелитополе, когда там - совпало - выходила на свободу группа девочек: срок вышел. И видел, как некоторые рыдали от радости, от потрясения. (Лариса К. мне говорила, что она одна знала место в колонии, откуда через стену видно волю, а именно - рекламу на крыше гостиницы. Часами на нее смотрела ночью.)
А некоторые не хотели уходить, бились в истерике, хватались в проходной за решетку, упирались. Страшно им было. Или уж отвыкли... Или не к кому было ехать. Никому, никому не нужны...
...Но больше всего запала мне в душу такая сцена: группу колонисток выводили на прогулку по городу под присмотром воспитателя, такое сейчас практикуется. Они шли без нашивок фамилий на курточках, и, если не приглядываться, можно было не заметить, что они из колонии. На девочек жалко, страшно и радостно было смотреть - что творилось у них в душах! Вывели же на свободу, пусть на время, но вроде как немного освободились.
Лица пылали, глаза блестели, а кругом расстилалась окраина, городская воля. Попадались редкие прохожие со скучными лицами, не подозревающие о празднике свободы. Счастливые девушки проходили мимо остановки автобуса, на них озадаченно смотрели угрюмо ожидающие автобуса горожане. Через черную лужу прыжками перескочила кошка. Бабка с сумкой посторонилась и опять уставилась на вывеску "Продукты", где не хватало буквы "д" (а может, и продуктов). А девчонки умирали от счастья, глядя вокруг себя.
Свобода! Воля!
Александр ВАСИНСКИЙ
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР Уголовное "братство"
В условиях свободы такой дифференциации не существовало, за исключением деления воров на "урок" и "оребурок" (крупных и мелких преступников). Вместе с тем рецидивисты, например, объединялись в преступные сообщества ("малины"), в каждом из которых консолидировалась определенная разновидность ("масть") профессиональных преступников - карманные воры ("ерши"), магазинные воры ("городушники"), взломщики сейфов ("медвежатники"), мошенники, использующие фальшивые украшения ("фармазонщики"), карточные шулера и т.п. Такие объединения имели главаря ("пахана"), делились на мелкие группы ("братства") по 2-5 человек для непосредственного совершения преступлений.