Проститутки на обочине
Шрифт:
Я бросил на нее короткий взгляд; она смотрела на дорогу. Я продолжил
поглядывать в зеркало заднего вида, высматривая лесовозы. Парни, что водят лесовозы,
могут сильно рассердиться, если вовремя не уступить им дорогу. Но в зеркале не было
ничего, кроме отматывающегося назад шоссе. Попутчица привалилась к моему плечу. Мы
въехали в городок под названием Элк.
– Есть охота, – сказала она.
Я подъехал к закусочной «Бакхорн». Высокая женщина, наряженная
платье, стояла за стойкой. Пока Хелен прихорашивалась в туалете, я заказал две порции
ежевичного пирога и мороженое. Женщина в бабушкином платье принесла заказ, она
прямо-таки лучилась улыбкой. Я и раньше бывал в этом заведении, ел их ежевичный
пирог. Они здесь сами собирают ягоды, сами пекут пироги. Женщина в бабушкином
платье подавала тарелки с гордостью. Я заметил несколько пятнышек ежевичного сока на
ее фартуке. Сборщица ягод.
Хелен присоединилась ко мне за столом. Села и жадно накинулась на пирог, как
будто даже не понимая его вкуса. Явно не истинный ценитель ежевичных пирогов. Вот что
с людьми делает голод. Пока я доедал свою порцию пирога, Хелен заказала себе борщ.
Принесли огромное глубокое блюдо свекольного супа, от которого шел пар. Она
склонилась над ним; я пошел в туалет. Сквозь стену туалета было слышно звяканье
тарелок в мойке, грохот передвигаемых по плите сковородок и кастрюль, человеческие
голоса. Типичный кухонный шум. Когда я вернулся в зал, Хелен сидела за столом и
смотрела в сторону стойки, где никого не было. Я оплатил счет, за обоих. Она продолжала
сидеть.
– Хочешь посмотреть на фотографии моих драгоценных деточек? – спросила она.
Полезла в свою сумку и достала оттуда потертое кожаное портмоне. Открыла его.
Стандартный набор непримечательных семейных фотографий, оправленных в пластик.
Она щелкнула пластиковым держателем, сказала:
– Вот они.
Выложила рядышком на стол две фотографии девочек лет семи-восьми. Ее
драгоценные были одеты в маечки: у одной была желтая, у другой – зеленая. У них были
индейские пронзительно-черные глаза, черные волосы, смуглая кожа. Если бы я
рассматривал школьный альбом, то вряд ли выделил бы их фотографии среди прочих. Но
сейчас фотографии лежали передо мной, специально вынутые из портмоне. Я смотрел на
девчачьи портреты. Их мать ждала от меня какого-то комментария. Я улыбнулся и сказал:
– Похоже, они настоящие красавицы.
– Мой муж – француз, – сказала она.
Это что, должно каким-то образом объяснить красоту ее детей?
– Сочетание индейской и французской крови – давно не редкость, – сказал я.
Для меня это был просто исторический факт, для нее – кровосмесительный брак. Я
посмотрел на ее лицо. Обратил внимание на пару намечающихся морщинок. У белых
женщин такие морщины появляются значительно позже. Я всегда связывал это с
условиями жизни. А она, похоже, об этом не задумывалась. Может, считала, что
высокородная французская наследственность поможет справиться с морщинами и
прочими невзгодами.
Случается, женщины выбирают себе пару из худших соображений.
– Видишь, – сказала она. – Они у меня не только красавицы. Они еще и умнички.
– Не сомневаюсь, – сказал я.
«Этот ее Генри, настоящий ли он француз? – подумал я. – Этот безработный
пьяница из Глендейла?» Как-то иначе я представлял себе французов.
– Роберта и Лиза, – сказала она, убирая фотографии в портмоне, а портмоне –
обратно в сумку.
Я оставил чаевые и вышел на улицу.
Мы поехали дальше на север. Мимо скал, иссеченных ветрами, изломанных
прибоем. Мимо сосен и кипарисов, чьи кроны сформировал морской бриз. Колеса
наматывали черную ленту асфальта, расстилавшуюся впереди.
Она снова взялась за пиво. Похоже, привычное для нее занятие – судя по тому, как
уверенно она держала банку и ловко прикладывала ее к губам.
– С ними все будет в порядке, – сказала она.
– Как думаешь зарабатывать деньги? – спросил я.
– Найду работу на Аляске, – ответила она. – Ну и соображу чего-нибудь по дороге.
Я подумал, что по дороге будут только грузовики.
Мы доехали до Мендочино, города художников, по большей части совершенно
безвестных. Зато, здесь не водилось пьяных индейцев. Миновали Мендочино и поехали в
сторону Форт-Брэгга, города рабочих.
Ветер свистел у нас в ушах, когда мы переезжали мост через реку Нойо. Хелен
допила последнюю банку пива.
– Постараюсь поймать здесь другую попутку, – сказала она.
Я остановил машину.
– Спасибо, – сказала Хелен.
Я подал ей сумку. Хелен вышла, захлопнула дверцу, помахала мне рукой на
прощание.
Она принялась голосовать, едва я отъехал. Водители машин и грузовиков должны
были видеть ее еще с моста. Она стояла с совершенно безразличным видом, как будто ей
было все равно, кто ее подберет.
2.
В хлам
Я задремал в придорожной канаве. Вернулся из Европы без гроша, теперь
добирался автостопом из Нью-Йорка в Сан-Франциско. Прошел час, может больше.