PRосто быть богом: ВВП
Шрифт:
В маленькой книжечке Дятлов вёл строгий учет. Норма на каждую барышню была — десять вёдер, то есть — по тысяче ромашек на рыло. Так выразился Зайцев, давая задание, но Дятлов именно в этом случае был с ним абсолютно не согласен. Это у московских, может быть, и рыла. А великоволжские девчонки — голову на отсечение — издавна считались самыми красивыми не только в России, но и в мире.
Начали бодро, с шутками и перекличками. Основным объектом шуток стала толстенькая блондинка Ромашова.
— Ромашка на ромашке сидит и ромашкой погоняет! — объявила
Кстати, шустрая по ведомости числилась как Мохнаткина, и на её месте Дятлов вёл бы себя поскромнее — кто знает, к каким таким шуткам могла привести задиристую девчонку собственная фамилия.
К четвёртой сотне шутки стихли. Работа оказалась вовсе не такой уж и халявой, как казалось сначала.
— Ромашки спрятались, поникли лютики… — проникновенный голос Ромашовой разнёсся над полем, заставил уставших девчонок поднять головы.
— Когда застыла я от горьких слов, — подхватила с чувством Мохнаткина.
Вскоре пели все, вкладывая в песню остатки энергии. Странно, эти девочки всегда хихикали, когда их мамаши с подругами, подвыпив, с чувством голосили пахнущую нафталином песню. А теперь именно песня про коварных и красивых помогала в тяжёлом их труде — собирании ромашек для товарища Дятлова.
План был выполнен в рекордное время — к двум пополудни. За это время благодарная публика в лице Дятлова прослушала практически весь застольный репертуар пятидесятых–восьмидесятых годов прошлого века.
Последним загружаясь в автобус, Дятлов обернулся.
Изборождённое чёрными полосами, прежде такое прекрасное, с лёгким своим дыханием, серебристо–золотое ромашковое поле привиделось ему девичьим лицом, безжалостно исцарапанным в яростной женской драке…
Если Ольгу Ильиничну Степанов пожалел и не стал вызывать на официальный допрос, то на остальных фигурантов по делу его благожелательность не распространялась.
С Ольгой, конечно, тоже выходило всё не так просто. Что касается «пожалел», то это было слишком мягко сказано. Как Степанов ни пытался себя уверить, от её женских чар он окончательно так и не освободился. Да и надежда на продолжение неправедных, но таких томительно сладких отношений с ней всё ещё теплилась в глубине его души, где–то под ложечкой. И даже когда он просто вспоминал об Ольге, ему, несмотря ни на что, становилось хорошо.
Братья же Суховы не только вызывали у него всё большие подозрения, но и, что греха таить, были прямыми и непосредственными соперниками Степанова на любовном фронте. Хотя даже под пыткой Юрий Аркадьевич не признался бы, что в следственных действиях он отчасти руководствуется и личными мотивами. Братья Суховы и без того его достали.
Младшего, Василия Ивановича, он вызвал повесткой на одиннадцать ноль–ноль, Виктора Ивановича — на двенадцать.
Для работы Степанову выделили небольшой кабинет на втором этаже городской прокуратуры. Кабинет принадлежал заместителю прокурора.
Суховых
Вася — Царь явился без опоздания.
— Так вы у нас теперь Бабореко замещаете? — оглядывая кабинет, с несколько натужным — как показалось следователю — весельем в голосе поинтересовался Вася. — Присесть позволите?
— Присаживайтесь, — кивнул Степанов на стул. — Бабореко — в отпуске. А вас я вызвал по известному вам делу. Подпишите здесь, — он пододвинул ближе к Васе бумагу. — Об ответственности за дачу ложных показаний.
Поставив свою подпись в нужном месте, Вася стал заметно серьёзнее.
— Так вы продолжаете утверждать, что когда дожидались Жарского на берегу реки Сосны, не видели момента падения джипа? — начал допрос Степанов.
— Да я ж говорил! Курил я. Много курил, гражданин следователь.
— И ничего не слышали?
— Опять сказка про белого бычка. Там же Сосна на перекате шумит — ничего и не слышно!
Степанов аккуратно занёс ответы Васи в протокол.
— Что вы делали дальше?
— Ещё полчаса подождал Жарского и отправился к лодке, погрёб на дачу Дятлова — она там в полукилометре ниже по течению Волги.
— Почему вы скрывались на даче Дятлова?
— Ни от кого я не скрывался. Жить мне негде было. Это сейчас у меня — номер в гостинице…
— А почему вы не оказали Жарскому помощь, бросили его в беде, погибать?
— Ну, знаете, гражданин следователь!
— Сидите! — резко приказал Степанов. — Статья сто двадцать пять УК: заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии. Впрочем, даже учитывая ваше криминальное прошлое… Сидите, сидите, а то охрану вызову! По этой статье вам много не дадут — всего–то до трёх месяцев ареста или исправработы. Но! — Степанов поднял палец. — Присовокупляется статья сто шестьдесят три — вымогательство. А это уже до четырёх лет!
— Какое к чёрту вымогательство! С долларами была инициатива Жарского. Скорее уж это можно квалифицировать как подкуп с его стороны, — Вася, как мог, старался держать себя в руках, но эмоции всё ж победили. — Вот ведь гад! Даже из–под земли… или там воды меня достал!
— Выбирайте выражения, Сухов. Вы признаёте, что питали к потерпевшему личную неприязнь?
— Питал! — огрызнулся Вася.
Опустив глаза и записывая ответы в протокол, Степанов незаметно улыбнулся.
— На сегодня вопросов у меня больше нет. Подпишите протокол и можете быть пока свободны…