Просто друг?..
Шрифт:
— Ничего не знаю, — многозначительно промычала она.
Если бы не набитый рот, она бы непременно показала ему язык. Однако Саске и так понял, что бессмысленно снова говорить на эту тему: Сакура не стремилась её поддерживать, а насильно заставлять человека говорить о чём-то — верх кретинизма и неуважения.
— Давай ешь быстрее, а то сейчас дождь вот как начнётся — и вату твою можно выкидывать, — хмыкнул Учиха, отправив очередной кусок сладкой ваты в рот, покачав головой.
Судя по всему, он решил перевести тему или, во всяком случае, не развивать то, что уже начинал. Сакура меньше всего на свете хотела с ним спорить и разговаривать об их отношениях: к чему этот разговор, который снова не будет иметь смысла? Перетереть друг другу кости и потрепать нервы можно в любой день
— Я так давно не ела её, — призналась девушка, лишь бы отвлечься от разглядывания губ Учихи.
— А из моих рук — так вообще, наверное, не вспомнишь, — усмехнулся он, покачав головой.
Не успела она отвернуть голову в сторону, как мужчина, наклонившись, оставил короткий поцелуй на её виске. Девушка пожалела, что он сделал это не в губы, однако прикосновение всё равно вышло приятным и нежным: от такого хотелось кричать и прижиматься от невообразимого чувства нежности и счастья к Учихе.
— Сладкий, — опустив глаза, она густо покраснела, принявшись вновь рассматривать так заинтересовавшие её внимание кеды.
— Кто? Вата сладкий? — засмеялся тихо над ней Учиха, подняв бровь и пристально изучая её глазами.
— Вообще-то, я про тебя, — язвительно и обиженно заметила она, направившись вперёд, обойдя мужчину.
Пусть думает, что надоел ей. Сакуре куда проще было показать это действиями, нежели сказать ему это вслух, — порой всегда так и бывало. Впрочем, особенно часто Учиха не надоедал ей, разве что сейчас, когда стремился её обидеть, несмотря на то что сглаживал свои задевающие девушку слова ласковыми прикосновениями. Он стремился нагнать её, и постепенно Учихе это удалось: независимо от того, что Сакура ушла довольно далеко, надеясь как можно быстрее съесть вату, лишь бы Саске на неё не покусился. Ей этого не удалось, и едва только мужчина оказался рядом, как очередной кусок сладкого лакомства, почти последний, оказался у него во рту.
— Я сладкий? — мягко спросил он, улыбнувшись и снова обняв девушку за плечи.
Постепенно Сакура понимала, что попросту двинет Учихе — если не по лицу, то промеж ног точно, если он не перестанет её трогать. Не то чтобы девушке это не нравилось — просто она понимала, к чему могло привести каждое невинное прикосновения кончиками пальцев. Он заботливо натянул на её голову капюшон олимпийки, обратив взгляд к небу: постепенно с него начинали литься дождевые капли, и казалось, что тучи — маленькие дети, стремящиеся как можно быстрее и скорее капризно заплакать.
— Всё, отстань, упустил… — Сакура отмахнулась, облизнув с палочки, на которой совсем недавно сидела сладкая вата, последние остатки угощения, тут же показав мужчине язык — а ему, как обычно, ничего не досталось.
— Сейчас нас зальёт, — усмехнувшись, заметил он, вновь приглядевшись к небу — капли, падающие с туч, постепенно участились, будто намереваясь и вправду застать врасплох путников.
Люди, которых они встречали по пути, стремились как можно быстрее скрыться в своих домах: одни буквально бежали, прыгая через маленькие лужи и перескакивая через них, иные, ворча, ускоряли шаг, то и дело качая головой, другие надеялись скрыться от будущего проливного дождя — а именно таким он и обещал быть — то и дело раскрываемыми зонтиками. Только вот Саске с Сакурой, кажется, это не волновало: крепче прижав девушку к себе за плечи, мужчина обеспокоенно посмотрел на неё — не дай боже, если она промокнет и простудится.
— Пошли ко мне: в приставку поиграем, — предложил он. — Я тут игру новую купил — хрень полная, но тебе понравиться должна.
Саске, конечно, умел сказать так, чтобы она недолго угадывала скрытый смысл фразы. Конечно, ей нравилось играть с ним в приставку, ведь нет ничего лучше, когда лучший друг, сидящий рядом, просто друг, сжимает в точности такой же джойстик, смотрит на тебя как на равного себе и начинает играть.
— Это ты тонко намекнул, что мне нравится хрень, — со вздохом обиды и разочарования произнесла Сакура, коротко кивнув в знак того, что отношение Саске к ней ей относительно понятно.
Подняв глаза, она посмотрела на свинцовое небо — дождь успокаивал, придавал какой-то уверенности, что ли. Нет, он не расстраивал девушку: ей нравился дождь, его запах, его значение и символика. Для неё он пах по-особенному: в данный момент почему-то любимым парфюмом Учихи.
— Да нет, — он немного виновато усмехнулся, смахнув кончиками пальцев с её лица надоедливую капельку дождя. — Она довольно-таки интересная…
Он так и не договорил, хотя и старался рассказать девушке о новой игре. Перед ними уже образовалась небольшая лужа, и мужчина, не раздумывая, подхватил её на руки: придерживая её за талию и под коленками, он прижал Сакуру к себе, озабоченно глядя на неё. Вероятнее всего, он надеялся, что Сакура ещё не успела промочить ноги: взгляд его сосредоточился на влажном от дождя, покрасневшем, юном, свежем лице, приоткрытым губам и широко распахнутым зелёным глазам. Она была удивлена поведением Саске: мужчина сделал это неожиданно, словно даже планировал взять её на руки ещё давно, когда дождь только-только начинал капать, но как будто не решался, боясь, что Сакура оттолкнёт его или, как всегда, пошлёт далеко и надолго.
— Я и сама могу пойти, — с усмешкой многозначительно заметила она.
Люди так и пробегали мимо них, торопясь домой или в автобусы. Остановки напоминали муравейник: некоторые прятались под них, задевая друг друга и тут же, недовольно шипя, извиняясь за то, что наступают на ноги, а остальные попросту стояли у невысокого кованого забора, ожидая своего автобуса, скучающе глядя на дорогу.
— Чтоб ноги промочить? — нахмурился Саске, посмотрев на неё пристально и требовательно.
Впрочем, тут же этот взгляд пропал, сменившись улыбкой. Мужчина осторожно поцеловал её в нежную щёку, практически не прикоснувшись губами, и Сакура, едва он повернул своё лицо к тротуару, поспешила повторить его действие. Правда, вышло это немного иначе: не выдержав, она прислонилась приоткрытыми губами и чуть вздёрнутым кончиком носика к его гладкой щеке, тут же выдохнув. Очевидно, такое невинное, слабое, лёгкое прикосновение вызывало у него неоднозначные чувства: перед тем как прикрыть глаза, кончиками длинных ресниц задев чувствительную кожу виска, она заметила, что Саске выдохнул, опустив взгляд и смутившись.
— Спасибо… — совсем тихо, почти не слышно прошептала она на щёку мужчины, опалив её горячим дыханием, но отстраняться так быстро не спешила.
Вероятно, Учиха всё-таки понимал, чем это закончится, но с этим пониманием он не собирался взять и прерывать это: её прикосновения, шёпот на щёку, дыхание — всё было слишком приятно, чтобы это останавливать. А нести её на руках и вовсе было настоящим удовольствием.
— Не за что, — он повернул голову к ней и запечатлел короткий поцелуй в уголке её губ, так что девушка, смутившись, хихикнула.
Ей нравилось проводить с ним время. В этом было что-то особенное, какая-то важность, которую Сакура чувствовала каждый раз. Она понимала, что была нужна ему — один только его взгляд говорил об этом, не говоря уже о заботливых и нежных прикосновениях. Только вот вряд ли она станет говорить ему это и вряд ли согласится быть с ним: суть была в том, что ни один из них попросту не сознается друг другу в чувствах. Она чуть наклонила голову назад, громко втягивая носом воздух.
Ей нравился кислород, пропитанный запахом мокрого асфальта. От этого Сакура прикрывала глаза, так что ресницы, с которых постепенно от дождевой воды смывалась на щёки тушь, буквально трепетали. На руках у Учихи, видя, что он направлялся к своему дому, чтобы согреть её и не оставить одну в плохую погоду, под этим дождём, постепенно превращающимся в шумный грозовой ливень, она чувствовала себя необходимой и нужной: от такого постепенно руки её крепче сжимали широкие плечи, едва ли не впиваясь в них ноготками, и дыхание становилось частым от распирающего изнутри чувства радости. Казалось, она проглотила самое настоящее солнце и теперь светилась счастьем изнутри: на губах играла широкая, открытая улыбка, а глаза жмурились.