Просто незабываемая

Бэлоу Мэри

– Мисс Аллард, вы, как всегда, исключительно элегантны, – приветствовал он Фрэнсис.

– Благодарю вас.

Его экипаж ждал их у дверей, и скоро они остановились у дома Рейнолдсов на площади Королевы Анны. Фрэнсис давно уже не приходилось бывать на приемах. Ей было немного не по себе, и она снова испытала чувство благодарности к мистеру Блейку за то, что он ее сопровождает. Дом, казалось, уже был полон гостей, потому что, как считалось, в Бате не было более светского места, и миссис Рейнолдс с величайшей гордостью сообщала каждому

прибывшему гостю, что на вечере будет присутствовать граф Эджком со своими двумя внуками.

Музыкальная часть началась вскоре после прибытия Фрэнсис, и она, заняв место рядом с мистером Блейком, с удовольствием слушала выступления других, хотя и принимала участие в первом номере программы, когда Бетси Рейнолдс, тринадцатилетняя дочь хозяев дома и ученица школы мисс Мартин, исполняла фортепьянный этюд. Фрэнсис, будучи ее учительницей музыки, помогала ей расставить ноты и потихоньку ободряла ее, чтобы девочка немного успокоилась и смогла начать играть.

Выступление прошло успешно, если не сказать блестяще. Фрэнсис тепло улыбнулась Бетси, когда девочка закончила, и, встав с места, обняла ее, прежде чем Бетси отправили спать.

До самой Фрэнсис очередь дошла почти через час после этого. На самом деле она была последним исполнителем на этом вечере, и после ее выступления должны были подать ужин.

– Хочу сказать, мисс Аллард, – наклонившись ближе к ней, прошептал мистер Блейк, пока миссис Рейнолдс поднималась, чтобы объявить ее, – вас приберегли напоследок, потому что ваше выступление будет самым лучшим.

Мистер Блейк не слышал ее пения, как и все остальные в зале, за исключением мистера Хакерби, школьного учителя танцев, который должен был ей аккомпанировать, но Фрэнсис благодарно улыбнулась, почувствовав, как у нее внутри знакомо затрепетали бабочки.

Она выбрала претенциозный и, возможно, не очень подходящий к случаю отрывок, но «Я знаю, мой Спаситель жив» из «Мессы» Генделя всегда был у нее самым любимым, а миссис Рейнолдс предоставила ей свободу в выборе музыки.

Поклонившись редким вежливым аплодисментам, Фрэнсис заняла место в центре гостиной возле фортепьяно, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, на несколько мгновений закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на исполнении, а затем кивнула мистеру Хакерби, прислушалась к первым тактам музыки и запела.

Как только она начала петь, все ее напряжение исчезло, для Фрэнсис перестали существовать слушатели, окружающая обстановка и даже она сама – осталась только одна музыка.

Оставив Эйми в гостиной с миссис Абботсфорд и ее дочерью, которые охотно приняли его сестру в свою компанию, Лусиус большую часть вечера провел в картежной комнате, хотя сам сыграл лишь пару партий. Остальное время он стоял, наблюдая за игрой дедушки, беседовал с другими гостями и старался не думать о том, как ему мучительно скучно.

Он пошел бы в гостиную, когда начался музыкальный вечер, так как был неравнодушен

к музыке, несмотря на то что это происходило на званом вечере в Бате и он не сомневался, что выступления будут в лучшем случае неинтересными. Но мистеру Рейнолдсу удалось отвести его в угол и втянуть в долгую, нудную дискуссию о достоинствах охоты как исключительно английского и аристократического вида спорта. Хотя в Лондоне для Лусиуса не было бы ничего ужаснее перспективы вернуться домой рано вечером, в Бате он мог с нетерпением думать только о том, чтобы, вытянув ноги, сидеть в гостиной на Брок-стрит и читать книгу.

Боже правый, читать книгу!

Но если бы такое случилось, Эйми, безусловно, была бы горько разочарована.

Лусиус искал признаки усталости у дедушки и почти надеялся их увидеть, однако граф Эджком был всецело увлечен игрой, и его выигрыши и потери почти уравновешивали друг друга.

В игорной музыка была хорошо слышна, она началась с довольно медленного фортепьянного этюда. Как пояснил Рейнолдс, этюд исполняла его дочь, но у него не возникло ни малейшего желания пойти в зал, чтобы сыграть роль гордого родителя или просто немного помолчать и послушать. Затем последовали соната для скрипки, соло тенора, струнный квартет и еще один фортепьянный концерт, исполненный более уверенным и искусным пианистом, чем мисс Рейнолдс.

Лусиус, насколько мог, уделял внимание музыке несчастью, через пару минут понял, что можно слушать мистера Рейнолдса вполуха, не боясь пропустить что-то существенное из того, что тот намеревался сказать.

А затем начало петь сопрано. Сначала – в течение нескольких первых мгновений – Лусиус приготовился отвлечься от выступления. Ему не очень нравились женские голоса, часто имевшие тенденцию срываться на визг, а это сопрано еще совершило ошибку, выбрав отрывок из духовного произведения для вполне светского концерта.

Однако в те самые несколько мгновений Лусиус понял, что это сопрано намного превосходит все обычные подобные голоса, а еще через несколько мгновений он полностью переключил внимание на женщину и ее пение, оставив Рейнолдса обращаться к пустому пространству.

«Я знаю, мой Спаситель жив, – пело сопрано, – и Он останется на земле до последнего дня».

Очень скоро и другие гости в картежной комнате – даже несколько игроков – подняли головы и прислушались. Разговоры, правда, не прекратились, но стали значительно тише.

Но Лусиус ничего этого не замечал. Голос полностью околдовал его, он был ярким и сильным, но не подавляющим. Голос обладал глубиной контральто, но при этом был способен брать самые высокие ноты без всяких усилий, без малейшего намека на визг или напряжение. Этот голос был чист, как звук колокола, но тем не менее в нем звучала человеческая страсть.

«Еще при своей жизни я увижу Господа», – пела женщина.

Вне всяких сомнений, это был самый чудесный голос из всех, которые когда-либо слышал Лусиус.