Просто незабываемая
Шрифт:
Казалось, всего несколько минут назад она старалась, чтобы Райнон Джонс почувствовала мелодию, выводимую правой рукой, и позволила ей подняться выше аккомпанемента левой руки.
– Фрэнсис... – начал Лусиус.
Но как раз в этот момент огромная капля воды упала ей на щеку, и Фрэнсис увидела еще несколько темных следов на своей накидке. Виконт вытянул руку ладонью вверх, и они оба посмотрели на небо.
– Проклятие! – выругался он. – Похоже, пойдет дождь, а вы не взяли зонтик, хотя я советовал вам это сделать. Нужно добежать до беседки.
Не спрашивая у Фрэнсис разрешения, Лусиус взял ее за
Беседка была построена скорее для защиты от солнца, чем как убежище на случай дождя. Она имела стены с трех сторон и крышу, которая выступала на пару футов за боковые стены. К счастью для молодых людей, ветер дул сзади и беседка внутри оставалась сухой. Они сели на широкую скамью у задней стены и смотрели, как, по-видимому, начинается потоп. Дождь лил как из ведра, он барабанил по тонкой крыше и с открытой стороны образовал завесу, которая почти скрыла из вида лужайки и деревья. У Фрэнсис создалось впечатление, что они сидят позади мощного водопада.
– Можно только надеяться, что это не на весь день, – сказала она.
Их смех затих, и они вдруг особенно остро ощутили, что остались одни в пустынном парке.
Лусиус сжал ее руку в своей, а Фрэнсис смотрела в сторону, стараясь не реагировать на тепло его прикосновения.
– Фрэнсис, я думаю, вам лучше поехать со мной в Лондон.
При этих словах она попыталась высвободить руку, но Лусиус крепко держал ее.
– Это судьба, – продолжал он. – И она говорит громко и отчетливо. Судьба столь настойчива, что на этой неделе снова свела нас вместе, когда мы упустили свой шанс после Рождества. Простите мне мои слова, Фрэнсис, но я знал многих женщин и не горевал, когда кто-то из них уходил из моей жизни. Пока не появились вы. Прежде никогда не бывало такого, чтобы я был знаком с женщиной всего два дня, а потом не мог избавиться от мыслей о ней еще три месяца.
– Полагаю, это потому, что я сказала вам «нет», – с горечью отозвалась Фрэнсис, – а вы не привыкли иметь дело с женщинами, которые отказывают в том, чего вам хочется.
– Я думал над этим как над одной из причин, – признался Лусиус. – Но если дело было бы только в раненом самолюбии, я просто нашел бы другую женщину, чтобы поддержать пошатнувшуюся уверенность в собственном обаянии. Я никогда не стал бы унижаться перед женщиной просто из-за того, что она не согласна с моими желаниями. Вместо этого я бросился бы в погоню за более легкой добычей.
– А таких, несомненно, множество, – язвительно заметила Фрэнсис.
– Совершенно верно. Как вы могли заметить, Фрэнсис, я молод, у меня на месте все волосы и мои зубы достаточно белые. К тому же я богат и обладаю титулом, а в будущем приобрету еще больше. Против такого сочетания устоят немногие. Но при нынешних обстоятельствах все это не имеет смысла. Вы видите, я унижаюсь перед вами.
– Что за вздор! – Сердце Фрэнсис так громко стучало, что ей казалось, она могла бы его слышать, если бы не оглушающий стук дождя по крыше. – Вы хотите уложить меня к себе в постель, вот и все. – У нее покраснели щеки от откровенной вульгарности ее собственных слов.
– Если бы все дело было в этом, то я давно был бы удовлетворен. Я уже уложил вас в свою постель. Одного раза часто достаточно, чтобы удовлетворить простую похоть. Я не удовлетворен.
Фрэнсис еще сильнее покраснела, но вряд ли она могла винить его за такие прямые слова, ведь она первая подала пример.
– Вы должны поехать в Лондон. Через пару недель в Бате будет нечем дышать.
– Вы так считаете только потому, что вам здесь нечем заняться. А у меня есть дела.
– Даже независимо от того, что в Лондоне вы могли бы быть со мной, вы должны быть там ради вашего голоса, Фрэнсис. Вы растрачиваете свой талант, преподавая музыку, когда вы должны ее исполнять. Если бы вы были в Лондоне, я мог бы представить вас нужным людям, и вы получили бы известность, в которой нуждаетесь, и слушателей, которых заслуживаете.
Внезапно охваченная паникой, Фрэнсис выдернула у него свою руку и резко встала. Значит, он хочет насиловать ее талант точно так же, как это делал Джордж Ролстон? И без сомнения, сделать ее своей любовницей? При том, что он собирается жениться на другой? Фрэнсис почувствовала возмущение. А чего она ожидала?
Она шагнула к открытой стороне беседки и остановилась – в ливне по-прежнему не было просвета.
– Я ненавидела Лондон, когда жила там, и поклялась никогда туда не возвращаться. Я не хочу, чтобы меня представляли нужным людям. Я счастлива тем, что имею. Неужели вы не можете этого понять?
– Удовлетворены, Фрэнсис, – поправил ее Лусиус. – Вы раньше признались, что удовлетворены. А я снова повторяю, что вы не та женщина, которая создана для удовлетворенности. Вы созданы для блистательного, всепоглощающего счастья. О, конечно, и для такого же несчастья тоже. Жизнь предоставляет человеку возможность к чему-то стремиться и учиться у других, если только на это есть силы. Поедемте со мной.
– Не поеду. О, ни за что не поеду. Вы думаете, что счастье и страсть – это одно и то же, лорд Синклер, и что последнее должно быть удовлетворено любой ценой. В жизни есть много чего и помимо физического наслаждения.
– Хоть один раз мы полностью согласны друг с другом. Фрэнсис, вы все еще полагаете, что я хочу сделать вас своей любовницей, не так ли?
– Да. – Повернувшись, она посмотрела вниз, на Лусиуса. – И если вы скажете, что это не так, то вы лжете или обманываете самого себя. Здесь я независимая женщина. Я не богата, но я никому не принадлежу. У меня есть свобода, о которой многие женщины могут только мечтать. Я не собираюсь отказываться от этого, чтобы быть вашей игрушкой, пока не надоем вам.
– Моей игрушкой? Вы не слушали меня? Я хочу помочь вам донести ваш талант до всего мира и в итоге стать счастливой и иметь успех. Избавьтесь от мысли, что я грубый, беспринципный распутник. Да, я хочу уложить вас в свою постель – это несомненно, и более того, я хочу вас.
Фрэнсис медленно покачала головой, ей хотелось оставаться честной. В его словах не было ничего, что могло бы соблазнить ее, как соблазнило на несколько мгновений тогда, в декабре; в его словах не было ничего, что поколебало бы ее решение быть благоразумной.