Просто судьба
Шрифт:
Вечером отправили в магазин Нату, чтобы купила продуктов в дорогу и чего-нибудь вкусненького. А Алена осталась с Аннушкой наедине. Начала расспрашивать о школе, жизни в Екатеринбурге, о работе. Учительница с удовольствием делилась новостями и переживаниями, эмоционально размахивая руками и жестом пытаясь изобразить, ну, например, скандал между ней и директрисой. Получалось у нее шикарно, так что Алена просто ухахатывалась до слез, ощущая легкость и почти спокойствие, которые долго были для нее недосягаемы. Но оставалось одно "но", которое до сих пор продолжала разъедать ее душу.
Наверно, за столько лет общения Аннушка научилась чувствовать малейшие изменения ее характера, потому
— Что? — ответила она на взгляд Аннушки. — Почему вы на меня так смотрите?
— Да вот думаю, когда же ты соберешься с силами и спросишь у меня о том, что волнует тебя больше всего, — задумчиво произнесла Анна Сергеевна. — Если честно, я думала, что ты не выдержишь раньше.
Она права, с горечью и болью поняла Лёна. Тысячу раз права. Даже уехав за тысячи километров, даже полностью изменив свою жизнь, она не смогла измениться сама. Не смогла начать жизнь заново. Алена даже жила не в ноябре 2006 года, а в пятом месяце без него. Для нее не было лет, месяцев, дней, только время без Игоря. И все это время она…нет, не умирала — угасала. Терялся интерес к жизни, к себе, к своей судьбе. И, если признаться, только благодаря Наташе, Алена хоть как-то существовала.
Она до сих пор надеялась на что-то, сама понимая, что это глупо. Алена много раз читала о том, что надежда позволяет людям совершать невероятные поступки, добиваться невозможных вершин, менять свою жизнь. Она дает им силу, в конце концов, и неважно какую, духовную или физическую. А у Алены все было через задницу — ей эта надежда мешала жить. ЕЕ она убивала. Ей она мешала дышать. ЕЙ эта надежда не давала спать по ночам, заставляя утыкаться лицом в подушку, чтобы спрятать боль, от которой сводило зубы, и крики, которые рвались из горла. Но Алене надоело так жить. Нужно было сразу обрубить все концы.
— Что там… — она запнулась, боясь произнести хоть слово, — с ними?
— Там с ними, — Аннушка внимательно смотрела ей в глаза, ловя каждое изменение эмоций. — Ну что ж…Твоя мать замужем, и у тебя родился брат. Одиннадцатого июля. Назвали Костей. Мне Вика позвонила и рассказала, да и слухи дошли тоже. А Игорь, — учительница отвела взгляд, словно чего-то стыдясь. — Он…с ними.
Удар под дых. Несколько мгновений Алена даже не двигалась и не дышала. А ведь она надеялась на другое. Надеялась на то, что Игорь приедет за ней и не оставит ей выбора, которого она и так не хочет, надеялась на то, что у матери проснется совесть, и она отпустит отчима, не забирая ребенка. Надеялась на то, что вдруг этот малыш не родится, хотя сама себе была противна от такой надежды и загоняла ее себе внутрь как можно глубже. Потому что с ужасом вспоминала то, во что превратилась мать, и чувствовала, что еще немного, и она станет такой же.
А сейчас ее лишили всего. Это было похоже…на ампутацию ноги из-за гангрены. Она тебе уже не нужна, она причиняет адскую боль, делает твое состояние еще хуже, но пока она есть, ты чувствуешь, что, может быть, что-то изменится, она вылечится. Ты терпишь эту дикую боль, смиряешься с тем, что тебе становится только хуже. И ты даже против того, чтобы тебе ее ампутировали. С ногой ты можешь чувствовать себя правильно, для тебя все будет на своем месте.
А когда ее тебе отрезают…даже боль отходит на второй план, уступая место горечи и разочарованию.
Вот так себя и чувствовала Алена, будто ей ампутировали что-то важное, без чего она никогда не станет прежней. Аннушка подсела к ней поближе и взяла за руку. Но Алена даже не почувствовала этого прикосновения, только увидела, да и то не сразу. Медленно забрала свою руку из ее теплой ладони и прошептала всего одно слово:
— Спасибо.
Тихо встала с дивана и пошла в коридор. Накинула пальто, влезла в сапоги и вышла. Ей нужен был воздух, время, свобода.
Алена гуляла долго, сама не понимая, как дошла до церкви Рождества Христова. Ноги сами ее понесли, а сама она совсем не обращала внимания на то, что творится вокруг нее. Ей нужны были эти несколько часов. Она словно заново родилась, пусть даже через боль. Она стала другой и теперь, неудерживаемая ничем, сможет начать жизнь заново. Да, Алена знала это. Именно в этот день ее мир, кровавый, пустой и новый, вернулся в ее жизнь. Для нее снова настал 2006 год, ноябрь. И хотя девушка понимала, что так просто у нее ничего не получится, она знала, что теперь сможет все. Потому что больше ее ничего не держит.
Домой Алена вернулась в час ночи, когда осталось всего несколько часов до отъезда Аннушки. Учительница и Наташа о чем-то тихонько переговаривались, сидя на кухне. Она знала, что обе слышали то, как она открыла входную дверь и раздевалась в коридоре, но ни тишиной, ни, наоборот, свистящим шепотом не выдали своего напряжения и волнения, все также продолжая свой обычный тихий разговор. За что Алена их безмолвно благодарила.
Через несколько минут она присоединилась к ним, перед этим помыв руки, и пошла ставить чайник. Пока Алена гуляла, то успела пару раз замерзнуть, что было неудивительно. Хоть Лёна и любила Питер, но находила в себе силы признаться в том, что зимы здесь очень часто преотвратные, сопровождаемые не столько холодами, сколько промозглым и сильным ветром, легко проникающим под одежду.
— Пить будете что-нибудь? — спросила Алена у Аннушки и Наты. — На дорожку, так сказать.
— Ну давай, — махнув рукой, согласилась учительница. — Мне чайку тогда с сахаром.
— А мне кофе, — кивнула Ната.
Через пять минут все было готово. Достали рулетик и болтали как ни в чем не бывало. Словно семья. Алене нравилось это чувство. Ее губы медленно растянулись в легкой улыбке. Наташа заметила это и улыбнулась в ответ, медленно и осторожно, проверяя ее реакцию.
— Ну что, — бодро начала Лёна. — На вокзал?
Через пару часов они посадили Аннушку на поезд и поехали на метро домой, разговаривая о всяких мелочах и планируя новую жизнь в новой квартире. ИХ квартире, пусть даже и не формально.
— Лён, мы с Аннушкой по поводу работы разговаривали, — Ната начала этот разговор, когда они уже подъезжали к дому. — Сказала, что нам нужно не по мелочам размениваться, а начинать работать по своей профессии, пусть и с нуля.
— Ну да, Нат, я согласна, — кивнула Лёна. — Все она правильно сказала. Да кто ж нас в восемнадцать лет возьмет в рекламу или дизайн? Кому мы нужны?
— Нууу, — протянула подруга, — Аннушка оставила адрес одной фирмы, которая занимается рекламой, дизайном и часто является посредником в переговорах и заключении контрактов между другими компаниями, в том числе и заграничными, беря на себя все нюансы и прочее.
— Ничего себе, — от удивления Алена даже долго с ответом думала. — И ты всерьез веришь, что нас возьмут работать туда?
— Не знаю, — пожала плечами Куцова. — Но попытаться можно. Мы все равно ничего не теряем.
— Слушай, а Аннушка как с такой фирмой связана? — непонимающе поинтересовалась Лёна. — Она не кажется человеком, который разбирается во всем этом.