Простодушны и доверчивы
Шрифт:
А потом и вправду ухнула куда-то вниз, чудом не приземлившись на макушку каменной бабы. Высотой примерно с неё — правда, вкопана в землю по колена. Лицо на яйцеобразной голове идола оказалось изрядно потёртым. Остались только три ямки: на месте глаз и, видимо, рта. Зато роскошная, висящая до пупа грудь вполне себе сохранилась. Да и сложенные на животе руки
От этого изваяния веяло такой седой стариной, что становилось жутковато. Лёка почти физически ощущала движение чего-то невидимого из глубин земли через истукана куда-то… Дальше чувства обрывались.
— Нашла! —
— И что? — не поняла Лёка, пялясь на истукана в недоумении. — Что дальше-то?
Ею вдруг овладело жгучее желание прикоснуться к древнему изваянию. Руки прямо так и зачесались. Но ими было страшновато: мало ли что? Она выудила блисковицу и протянула её к тому, что по идее, должна уничтожить. Дальше рука пошла гулять по камню сама собой. Очертила глазницы, рот, грудь и руки.
В колчане или ладонях приставника блисковицы напоминали застывший огонь на стоп кадре. Лишь в полёте начинали играть ожившим пламенем. Вот и теперь огненные языки взметались, искрили, шипели и оставляли на рыжеватом камне чёрный след.
Закончив не ею придуманный ритуал, Лёка отступила на пару шагов. Оглядела плоды непонятных трудов: а дальше что? Покрутила головой в поисках игошки.
Шшшух!
Рогатина деда пронеслась мимо, едва не оторвав ухо. Острие полностью ушло в камень промеж глаз. Каменная баба задрожала, земля загудела, лес зашумел — всё, как надо, по полной программе. От этого повеяло какой-то театральщиной — оценила Лёка — но, кто она такая, чтобы рассуждать о непонятном ей, неприятном и вообще чужом насквозь.
Истукан противу ожидания не раскололся, не рассыпался прахом и не провалился сквозь землю. С него медленно осыпался песок, стирая изображение женщины. Остался просто камень, на который тут же принялся заползать мох, одевая его в зелёную шубу. На шубе распустилось несколько меленьких цветочков и вылупилось несколько поганок. Будто годы, необходимые для подобных превращений, пронеслись за пару минут
— И после этого меня называют замудрённой, — пробормотала Лёка, чувствуя некоторое разочарование.
— А тебе громы с молниями подавай, — добродушно проворчал за спиной дед.
— И кровопролитными битвами богов, — ехидненько подпела ему Ветка.
— Погодите, — попросила их Лёка не нарушать серьёзность момента. — Я правильно поняла? Мы сейчас… уничтожили одного из самых древних духов? Самых-самых? Тех, для кого этот заповедник и создавался?
— Где-то так, — разглядывая поверженный в бою валун, задумчиво поддакнул Степан Степаныч.
— Если всё так просто, — вслед за сестрой засомневалась и Ветка, — почему прежних приставников перебили? Они же могли тут такие чистки организовать, до каких Калигула не додумался.
— А я говорил, — ворчливо напомнил Моховик, вывинчиваясь из земли прямо у ног полковника, — что неча заноситься да чваниться. Больно возомнили о себе, вот и пропали почём зря.
— Может, ты, наконец, объяснишь, как это случилось, — вроде вежливо, но с нажимом попросил полковник. — А то, к кому не сунешься с этим вопросом, все либо сбежать норовят, либо юлят. А я многих расспрашивать пытался, — укоризненно покосился он в сторону игошки.
Маленькая умница притащила их с Веткой на подмогу и… Лёке показалось, будто Шанель что-то сильно беспокоит. Она застыла, выпучившись в одну точку невидящими глазками. В которых набухал кроваво-красный огонь. А милая лягушачья мордашка вдруг показалась ей отталкивающе хищной.
— Отчего ж не объяснить, — продолжая ворчать, Моховик подпрыгнул и буквально взлетел на бывшего истукана: — Вот вы мне поведайте: в чём ваша самая великая сила?
— Очаг, — моментально отреагировал полковник.
— Очаг и есть, — вдруг заговорил Моховик абсолютно спокойно и вполне современным языком. — Очаг в вашем дому. И не только. У каждого очага тут в нави есть свой двойник. Ибо он, как вы нынче говорите, есть сакральное место для всего рода. Но их тут крайне мало: по пальцам перечесть. В межмирье это самое великое богатство. И самая великая сила. Ибо все мы изначально человеческого рода-племени. И всех нас хранил свой очаг. А тут его нет. Ибо нет больше того мира, где у нас был очаг-хранитель.
— У вас нет зацепки в реале, — задумчиво покивала Лёка.
— А у нас, есть, — согласился дед. — Мы одержимые: и духи, и всё ещё люди. И у нас в настоящем, существующем прямо сейчас мире есть настоящий очаг.
— Значит, он есть и здесь, в межмирье? — встрепенулась Ветка.
— Есть, — хмыкнул Моховик. — Как не быть? А в очаге есть угли, которые много опасней колдовского огня, что творится волшбой. Ибо в мире смертных огонь первородный. А тут в нави лишь его дух. Зато в двойнике вашего очага огонь самый, что ни есть, первородный. Поняли теперь?
— Его угли могут уничтожить даже самого могучего обитателя межмирья? — уточнил дед.
— Любого, — не слишком охотно подтвердил Моховик. — Потому-то приставников и тяжко победить в честной схватке. А вот в нечестной запросто: ваша сила тут лишь в оружии. А наша много больше.
— Победить нас можно лишь тогда, когда в реальном очаге погаснет огонь, — сумрачно заключил полковник. — Тогда он погаснет и в двойнике. Теперь понятно, что случилось с предшественниками.
— Огонь потух, — вздохнув, уныло пробормотала Ветка.
И Лёка прекрасно поняла причину её уныния: она и сама до этой минуты не слишком серьёзно относилась к теме дежурства у камина. А по сути, у старой печи, которая стояла в развалюхе, купленной когда-то дедом. И сохранённой новыми хозяевами почти в неприкосновенности — лишь слегка переделанной. Между прочим, по требованию бабуленьки.
После перевоплощения дед с внучками насели на неё втроём: пытались выпытать страшные тайны, которые она якобы знала. Но ничего Лада Всеславна не знала. Просто, будучи филологом по образованию, в студенческие годы увлекалась материалами, собранными по деревням и сёлам задолго до неё — когда там ещё было, что собирать. Вот и догадалась, куда они вляпались — да и то грубо приблизительно. Многое из ею прочитанного оказалось чушью, крестьянскими байками. Но, кое-что сходилось с нереальной реальностью межмирья.