Простодушны и доверчивы
Шрифт:
Олег стоял спиной к туалетам, и Лёка решила рискнуть. Зашла за них: потихоньку-полегоньку, шаг за шагом. И убрела — как шутит Ветка — под сень берёзовых кустов. Там шагу прибавила, потом чуть пробежалась и нырнула в межмирье.
Поднявшись на крыльцо и прислушавшись, не поверила ушам: в доме не может быть тихо. Если только Нешто не вывел ледагашек погулять и не утопил их где-нибудь в луже. В прихожей она замерла, сообразив, что слышит голос Фаины Раневской:
— Э-э. А кого здесь надо воспитывать?
Войдя в гостиную, обнаружила,
Перед монитором компьютера прямо на столе восседала Бельмондошка. Уперев острые локотки в подобранные к груди коленки. Её круглые глазищи таращились на экран стеклянными линзами. Вся четвёрка термоядерных извергов умостилась на её плечах. Замерев, они смотрели мультик.
— Надеюсь, Фрекен Бок, вы любите детей?
— Как вам сказать?.. Бэзумно.
Лёка отступила и наткнулась на сестру. Ветка молча потянула её за руку на кухню. Там на печке сидел Нешто-Нашто. Он лениво болтал ногами и тихохонько гундосил под нос:
Как летела пава распависта,
Как роняла перье подлаписто.
Да роняла перье в зелен траву.
Тут как раз ишло князево дитё.
Не за так ишло — перья сбирала,
Перье сбирала, в рукавок клала.
Малое перо — у подолочек,
Более перо — у рукавочек.
С подолу брала — во перину клала,
С рукаву брала — во вяночек вплела.
С большой натяжкой, но это можно было назвать песней. Хотя ни рифма, ни складная мелодия там и не ночевали.
— О чём горюешь? — подойдя к певцу, ласково спросила Лёка.
— Чего это я горюю? — удивился он. — Оглохла? Пою. Душеньку тешу.
— Он уже так целый час воет, — наябедничала Ветка, прикрывая за собой дверь.
— Чего это я вою? — обиделся Нешто.
— Рождённый ползать упасть не может, — прокомментировала Ветка его претензии на творчество и плюхнулась на стул: — А ты, какими судьбами? Всё? Нагулялась?
— Что-то больно быстро, — вмиг бросил обижаться любопытный дух, навострив уши. — Твой кобелёк не больно-то в обхождении резвый, ежели зазнобу упустил.
— А он не из гончих пород, — абсолютно не остроумно пошутила сестрёнка. — Он из бойцовских. Знаешь, из тех, что слона на скаку остановит. И любую избу подожжёт.
— Скучно тебе, сиротинушке необлизанной? — в духе самих духов иронично посетовала Лёка. — Так уборкой займись. Пока бабуленька не вернулась.
— А смысл? — пожала плечами Ветка, пялясь в окно, на котором по приказу полковника всё-таки раздвинули занавески. — Сейчас досмотрят и снова война. У-у-у! Басурман, — погрозила она кулаком дряхлому баловнику.
— А я чего?! — поразила того в самое сердце чёрная несправедливость навета.
— Это ты их подстрекаешь беситься. Думаешь, не знаю?
— Очумела девка! — возмутился Нешто, апеллируя к её старшей сестре. — Нашла застрельщика. Да их и подстрекать не надо: порода у них такая шебутная.
Лёка развернулась, было, чтобы выйти во двор и вернуться на пикник, но вспомнила одну очень важную вещь:
— Нешто, дружочек, забыла спросить: почему Моргощь так миндальничал с нами? Там, на болоте. Я же чувствовала: он мог легко нас убить.
— А тебе не показалось, — оживилась Ветка, — что эту кикимору он специально нам подставил?
— Показалось. Только не пойму, для чего.
— Не думаешь, что ради вашего интима? Чтобы меня отвлечь дракой, а тебя замуровать в этот ваш хрустальный гроб. Он же предложение сделал. Хотя, — засомневалась Ветка в своей версии, — он его до того сделал. И я никак не соображу: что такого важного он тебе сказал, чтобы так шифроваться? Потрепался ни о чём и смылся. Было ради чего огород городить.
— Или не сказал, — вдруг пришло на ум Лёке. — Когда я брякнула, что нужна ему в качестве отмычки, он взбесился. Может, передумал говорить?
— Может быть, — протянула Ветка. — Он меня жутко нервирует. Всё ходит вокруг да около, трётся-мнётся, но ничем толком не угрожает. Это напряжней, чем гранату в трусах носить.
— Нешто, дружочек, — повторила Лёка. — Так, почему Моргощь нас не убил?
— Скажешь тоже, — отмахнулся мудрый дух. — Как же он вас убьёт, когда не может?
— В смысле?
— Вас убей, так дед ваш страшно осерчает, — приступил к докладу обстоятельный дух. — Он крутенек: воевода-батюшка. Да и воеводиха нраву необузданного. А у неё во власти бездна кромешная. Такой поди, заступи поперёк дороги. Она такого натворить мо…
— Нешто, а покороче никак? — покосившись на часы, взмолилась Лёка. — Меня ж там хватятся, начнут лес прочёсывать.
— А покороче так дело может повернуться, — пошёл он навстречу безо всякого удовольствия. — Деду-то вашему жизни не жаль. А кровиночек своих — вас, стал быть — жальче всего. Вас убить, так он взбеленится да и сотворит непоправимое: Ле-Да-Га уничтожать примется. Они ж к нему доверчивые: сразу-то сбежать не сообразят. А и сбежат, так одного-то он точно ткнуть успеет.
— Рогатиной? — догадалась Ветка.
— Ей самой, — важно поддакнул Нешто. — Тока ей этих попрыгунчиков кончить и можно. Я слыхал, будто его рогатина прежде них на свете объявилась. Оттого и сильней их. Как у нас и заведено: кто старше, у того и сил больше.
— Хорошо, что оружие приставников отнять невозможно, — поёжившись, забухтела Ветка.
— Я ушла, — открывая дверь в прихожую, объявила Лёка. — Желаю приятно провести время за уборкой.
Когда она вернулась в исходную точку и выпрыгнула в реал, чуть не запрыгнула обратно. В паре шагов от неё у поваленной трухлявой берёзы стоял он. Моргощь — собственной персоной — только во плоти. Его глаза сначала широко распахнулись, потом сощурились, будто наводя резкость. Не верили увиденному — она бы и сама не поверила.