Шрифт:
Глава I
Я вышла из туалета и тут же услышала, как что-то звякнуло о плитку пола. Я опустила глаза. Браслет. Мой любимый золотой браслет. Старинный, доставшийся мне в наследство от бабушки. Два выпуклых золотых широких полукружья, покрытых узорами, в сплетении которых поблескивают мелкие бриллиантики. Счастье, что он упал тут, где относительно тихо и плитка на полу, а не в зале. Там гремит музыка, да и пол деревянный. Наверняка ничего не услышала бы.
Я наклонилась. Из глаз у меня посыпались искры. Ужасная боль! Мы столкнулись лбами с каким-то мужчиной,
На всякий случай покрепче вцепившись в семейную реликвию, я принялась пристально разглядывать незнакомца. Пожалуй, на похитителя браслетов, свалившихся с рук беззащитных женщин, он не похож. Уж я-то, написавшая двадцать криминальных мелодрам, кое-что в этом смыслю. Конечно, я понимаю: не у каждого злодея злодейство прямым текстом написано на лице. Однако у злодея просто не может быть таких добрых и красивых зеленых глаз, да еще опушенных потрясающими ресницами. Правда, ресницы довольно светлые, но такие длинные и густые… То есть красивые глаза и ресницы у преступника вполне могут быть, и даже очень часто бывают. Но таких добрых глаз – никогда! К тому же у него вообще на лице просто написана порядочность, действительно прямым текстом. И губы такие пухлые, мягкие…
– Извините, пожалуйста. – Он потер ладонью ушибленный лоб. – Что вы на меня так смотрите? Я совсем не собирался его украсть. Честно-честно! Мне хотелось вам помочь…
Лицо его озарила обезоруживающая улыбка. Сердце мое заколотилось с удвоенной силой. «Глупое сердце!» – рассердилась я и свирепо буркнула:
– Вы разве не знаете? Добро наказуемо.
– Теперь знаю. – Продолжая улыбаться, он опять потер лоб. – Но вы ведь тоже пострадали. Можно сказать, совсем ни за что. Вам не очень больно? Может, примочку какую-нибудь попросить? Или лед? Приложим…
Взгляд его сосредоточился на моем лбе. Я забеспокоилась:
– Там уже синяк? – Только этого мне сегодня не хватало!
– Да вроде бы нет. Хотя… Дайте-ка я рассмотрю получше.
Легонько взяв меня обеими руками за лицо, он повернул его к свету. Какие нежные руки! От их прикосновения у меня по телу побежали мурашки. Я вздрогнула, как от удара током.
– Я сделал вам больно? Простите, – смущенно пробормотал он, однако рук не отнял.
Лицо его оказалось совсем близко от моего. «Сейчас поцелует», – пронеслось у меня в голове. Я решительно закрыла глаза. Дура! Похоже, я написала слишком много своих мелодрам. Надо с ними завязывать. А если и продолжать, то прекратить относиться к ним всерьез.
– Вам плохо? – тем временем продолжал суетиться он. – Давайте-ка вот сюда, на банкеточку. У меня-то самого лоб чугунный, а вы такая… хрупкая…
«Хрупкая, – не открывая глаз, подумала я. – Метр семьдесят пять роста, семьдесят кило веса. Да и лоб отнюдь не фарфоровый. Но, черт возьми, как же приятно, когда о тебе так беспокоятся!» Честно сказать, не помню, когда меня в последний раз называли хрупкой. По-моему, в пятилетнем возрасте. Я тогда подряд перенесла свинку и коклюш. И действительно исхудала как скелет. После чего мама с бабушкой принялись в четыре руки меня откармливать. И добились ощутимых результатов, с которыми я борюсь до сих пор. И до победы мне ох как далеко!
Он легонько похлопал меня по щеке.
– Вы слышите, что я говорю?
– Слышу, – пролепетала я и открыла глаза. Как бы с трудом. Что там говорят в такие моменты мои героини? Ага. Вспомнила! – Ничего, ничего. Просто немножечко голова закружилась, – почти умирающим голосом молвила я. – Сейчас, надеюсь, пройдет.
К выражению испуга на его лице прибавилось сострадание.
– Простите. Простите меня, пожалуйста. Ну, почему я всегда такой неловкий!
Надо же. Действует! Не только в моих романах, но и в жизни! Никогда бы не подумала! Раньше я уже давно сама прикладывала бы лед ко лбу мужика, об которого стукнулась. А оказывается, надо всего-навсего вести себя, как мои дурехи-героини. Впрочем, такие ли уж они дурехи, если мужики именно на это и ведутся? И вот ведь чудо: сразу становишься и нежной, и хрупкой, и пляшут вокруг тебя. Прия-атно! Попробуем продолжить в том же духе.
Он продолжал суетиться.
– Может, водички? Или… – лицо его озарилось. – Шампанского?
– Ну конечно, лучшее лекарство от сотрясения мозга, – автоматически сострила я, тем самым выскочив из образа романтической героини.
Он настолько смутился, что мне сделалось его жалко.
– Извините, совсем не подумал.
– Ничего страшного, – улыбнулась я. – Нет у меня никакого сотрясения мозга.
– А вы, наверное, врач? – Он восхищенно взирал на меня своими прекрасными глазами.
Я млела. Ну, просто «остановись, мгновенье»!
– На данном этапе я скорее филолог. – Мне не хотелось вдаваться в подробности своей профессии. – Однако сотрясение мозга однажды заработала. И хорошо помню свои ощущения. Тут нужно что-то покрепче вашего лба.
– А что с вами тогда случилось?
– Нырнула в Крыму неудачно. И стукнулась о бетонную балку.
– Но вы ведь вообще могли утонуть! – воскликнул он.
– Как видите, обошлось.
– Слава богу!
«Похоже, его уже волнует моя судьба», – не без удовольствия отметила я.
– Кстати, забыл представиться, – словно подтверждая мою догадку, продолжал он. – Игорь Ратмирович. Можно просто Игорь.
– Очень приятно. Таисия Никитична. Можно просто Тася, – в тон ему откликнулась я.
– Таисия. – Его голос прозвучал словно эхо. – Какое красивое и редкое для нашего времени имя.
– Ну, сейчас довольно часто стали им девочек называть. Мода пошла на старинные имена. А вот когда я росла, действительно была единственной.
– Таис Афинская, – мечтательно произнес он. – В юности с ума сходил по этой книге.
– Вам нравилось? – Я обрадовалась. – Мне тоже. Страшно хотелось быть такой же смелой и сильной!
– И получалось?
– Не всегда, но я старалась.
Глаза у Игоря вдруг задорно блеснули.
– Тася, у вас голова совсем прошла?
– Если нет синяка, то, считайте, совсем.
– Синяка нет. – Его лицо снова опасно приблизилось к моему. – Тася, вы не против, если мы пойдем и потанцуем?
– Куда? – От неожиданности я испуганно сжалась.
– Да что вы, ей-богу! У нас там большая компания. – Он указал на дверь, ведущую в синий зал ресторана. – Пойдемте, пойдемте.