Простое море
Шрифт:
— Это и есть Ирина Сергеевна, — сказала Ирина. — С каких пор ты перестал меня узнавать?
— Здравствуйте. Я боялся ошибиться. Мне сказали, что вы на каком-то заводе.
— Я только что вернулась, — сказала Ирина. — Человек прислал письмо, что его зажимают и обсчитывают, но, кажется, он просто склочник... Ты не хочешь заняться этим делом? Зайди-ка в редакцию, скажем, завтра с утра.
— Я не буду больше заходить в редакцию, — сказал Игорь.
Ирина долго молчала. Потом она спросила:
— Почему так?
— Потому что я
«Надо бы позвонить Куприяну, — думал Игорь. — А что я ему скажу? Что не напишу фельетон? Какие уж теперь фельетоны...»
Он наткнулся на кого-то.
— Вы пьяны? — спросили его.
Игорь поднял глаза и увидел Раздрогина.
— Нет, не пьян, Николай Эдуардович, — сказал Игорь. — Знаете, я сделал полку.
— И поэтому у вас такое лицо, будто вы возвращаетесь с похорон любимой тети? — спросил Раздрогин.
— Не поэтому, — сказал Игорь. — Хотите выпить со мной? У меня сегодня много денег.
Игорь вынул из кармана пачку сотенных.
— Спрячьте, — попросил Раздрогин. — Здесь рядом скупочный магазин. Подумают, что мы торгуем.
— Пусть думают, — сказал Игорь и спрятал деньги. — Мы же знаем, что мы не торгуем. Как же насчет выпить?
— Что с вами произошло? — Раздрогин взял Игоря за плечи.
— Не скажу, — покачал головой Игорь.
— Ладно, — улыбнулся Раздрогин.
— Между прочим, я ушел с работы, — сказал Игорь.
— Это плохо. Что будете делать дальше?
— Уеду. Куда-нибудь на Север, на Дальний Восток... Россия велика.
— Хотите отправиться за золотым руном? — усмехнулся Раздрогин. — Хорошее дело. Валяйте...
— Далось вам это руно... Никакого руна не было. Это я точно знаю. Его Аполлоний Родосский выдумал.
— Было руно, — вздохнул Раздрогин. — Все было. Было счастье поиска, было разочарование от удач... И зубы дракона тоже были. Вы это поймете через несколько лет.
— Ничего я не хочу понимать, — сказал Игорь. — Через несколько лет я куплю себе избушку у озера. Куплю лошадь. Буду возить на базар рыбу и картошку со своего огорода. И женюсь на вологодской, чтобы смешнее было жить...
— Избушки у озера не будет, — сказал Раздрогин. — Это не для вас. Вы будете сомневаться, находить и терять до самого склероза...
— Давайте выпьем, — повторил Игорь. — Когда я выпью, у меня не так давит в груди.
— Да... Вам, конечно, надо уехать, — задумчиво сказал Раздрогин. — Без работы вы сейчас жить не сможете...
Все же Игорь еще долго жил без работы. К нему явился Куприян и насильно усадил за фельетон.
— Не делай из меня посмешище! — закричал он на Игоря. — Я всем раззвонил, что имею принципиально свежий фельетон. А ты манкируешь. Разве для этого я выволакивал тебя на свет?
— Заткнись, — сказал Игорь. — Через три дня фельетон у тебя будет. Не мешай и убирайся к черту. Я не могу творить при посторонних.
— Дожил Куприян Купавин, — проворчал Куприян. — Он уже посторонний... Ладно, я уберусь. Лескова звонила.
Игорь заерзал на стуле.
— Просила напомнить тебе, чтобы ты двадцатого зашел за гонораром.
— Зайду, — сказал Игорь.
— Не сомневаюсь. Ну, я покидаю тебя на три дня. И будь любезен...
Проводив Купавина, Игорь лег на диван и закурил. Голова медленно окутывалась облаком дурманящих мыслей. Игорь закрывал глаза — Ирина говорила, улыбалась, клала на ладонь круглый, чуть припухлый внизу подбородок... Иногда Ирина оказывалась у себя дома, — тогда приходилось вставать с дивана и ходить, ходить по комнате, пока не потускнеет созданная болезненным воображением картина... Так прошел день, и ночь, и еще день. Наконец Игорь сбросил с себя оцепенение, съел сразу две пачки пельменей, выпил чайник чаю и стал писать фельетон. Он просидел ночь, написал семь страниц стихов, сделал приписку на последней странице: «Сделал, что мог. Пускай, кто может, сделает больше».
Он вышел на улицу, отправил фельетон Куприяну по почте и, чувствуя, что с плеч свалилась тяжкая обуза, отправился на Витебский вокзал и уехал в Пушкин.
Екатерининский парк был пуст. Безукоризненно прямым проспектом тянулся к озеру замерзший канал. За павильоном, у спуска к воде, стояла группа людей. Игорь подошел ближе и увидел прорубь, в которой плескался голый человек. Рядом на льду суетился фотограф и щелкал аппаратом. Человек в проруби брал воду горстями и лил себе на голову. Среди зрителей раздавались возгласы восхищения.
— А вы так могли бы?
Это спросил невысокий тоненький юноша, одетый в серое осеннее пальто. Воротник пальто был поднят, кепка надвинута на уши. У него были мохнатые соломенные брови и пухлые губы.
— При необходимости мог бы, — сказал Игорь. — А для спорта нет.
— Мне от одного вида зябко становится. — Он поежился. — А тут еще этот фотограф... Пошли отсюда.
Игорь удивился, но не подал виду. Они прошли к Камероновой галерее, потом свернули налево к Розовому полю.
— Может, вы в одиночестве хотели гулять? — спросил человек в кепке. — Это бывает временами...
— Мне все равно, — сказал Игорь. — Одиночества я не люблю.
— Вы чем занимаетесь в жизни?
— Плаваю. Я штурман.
— А я вот... — сказал человек в кепке, вынул из кармана маленькую книжку в мягком переплете и подал ее Игорю. На обложке было написано: «Иван Карпов. В дороге. Стихотворения».
— Тоже неплохая профессия, — вежливо сказал Игорь, возвращая книжку. — Меня зовут Игорь Соколов, раз уж вы представились.
— Некий Соколов недавно выдал в одной газете интересный рассказ про моряков, — сказал Иван Карпов.