Просторнее неба, величественней пустоты. Кто ты на самом деле

Муджи

Как я уже упоминал, в городе, где я жил в Англии, я повстречал человека веры, которого звали Майкл, и был глубоко тронут его присутствием. Родился же я и рос на Ямайке, в среде христианской культуры. Говорить о Боге и о вере считалось там совершенно нормальным. И ямайская диаспора в Англии, в которой я оказался с подросткового возраста, в этом смысле ничем не отличалась. Можно было встретить людей разных вероисповеданий и говорить с ними о религии, и многие люди были очень гибкими и открытыми. Однако некоторые смотрели на такую открытость как на неопределенность и пытались обратить вас в свою веру – или хотя бы склонить к принятию их взглядов на духовность и Бога. Так что мне были хорошо знакомы такого

рода разговоры.

Но этот человек, Майкл, он был совсем другим. Когда вы говорили с ним, у вас не возникало чувства, будто он хочет обратить вас в свою систему верований. Скорее, нечто в его присутствии вызывало любопытство, что-то в нем заставляло удивляться: «Нечто особенное есть в этом человеке, но что же это такое?» В его присутствии было что-то теплое, и эта теплота породила во мне искру, из которой разгорелся интерес к живой вере, которую он воплощал собой. Я задавал ему вопросы, и всегда он был открыт по отношению к моему любопытству и развеивал мои сомнения, и я всегда оставался удовлетворен тем, что он говорил.

Однажды он пришел ко мне, и мы прекрасно провели время, а когда он уже собрался уходить, я спросил: «Майкл, в следующий раз, когда ты будешь молиться, ты можешь помолиться обо мне?» Он ответил: «Да, но почему бы не сделать это сейчас?»

И он помолился со мной, держа руку на моей голове, а когда закончил, я понял, что продолжаю молиться. Из меня лилась мольба: «Боже, пожалуйста, помоги мне! Помоги мне!» И это была поворотная точка в моей жизни. Что-то произошло во мне, и вдруг я почувствовал такое счастье, такой свет и такой покой! В ту ночь я даже не хотел ложиться спать. Я опасался, что, если усну, это прекрасное чувство может погаснуть.

Но когда следующим утром я открыл глаза, оно всё еще было во мне. Через маленькое окошко в моей комнате сияло солнце. Оно разливалось по комнате тоненькими лучами света. Впервые в жизни я видел такие лучи – как будто некий регулятор светочувствительности был повернут на большую мощность, и чувство красоты и гармонии, которые уже были во мне, стали ощущаться гораздо сильнее. Глубокий покой охватил всё мое существо – и с тех пор остался навсегда.

После этого моя жизнь стала меняться, и меня не нужно было убеждать в том, что я интуитивно ощущаю не что иное как Истину. Я чувствовал себя так, будто сижу на коленях у Бога. И когда пришло это чувство, мне было ясно: всё идет как надо. Я знал, что готов отдать за это всю свою жизнь. Я не проходил ни через какие лабиринты мыслей. Вероятно, потому, что таков мой темперамент. Я никогда не был философствующим парнем с множеством сложных идей. Я всегда воспринимал мир очень просто: «либо нравится, либо нет». Может быть, именно отсутствие этих переходных чувств между «нравится» и «нет», отсутствие в моем восприятии сложных нюансов сослужило хорошую службу, ведь благодаря этому меня не посещали размышления о том, например, «действительно ли это самое высокое состояние сознания?» В то время я бы даже и не смог ответить на подобный вопрос. Таких слов, как «сознание» и «Абсолют», в моем лексиконе вообще не было.

Когда мы беседовали с Майклом, он не пытался убедить меня в чем-либо. Всё происходило в потоке. Мы просто разговаривали, и его слова были просты, как если бы он рассказывал о чем-то ребенку. Я мог, например, сказать: «Иногда у меня появляется такое-то чувство». Я даже не помню, о чем я его спрашивал, но это было действительно что-то очень простое – ничего такого философского или впечатляющего.

И он отвечал что-нибудь вроде: «Я бы не беспокоился об этом. Я бы просто не думал об этом».

А я говорил: «Хорошо, спасибо». Просто вот так, без всяких подробных анализов и расспросов. Я просто понимал.

Остальные процессы, которые со мной происходили, касались в основном изменений в моем образе жизни. Эго то и дело поднимало голову, но… впрочем, я даже не называл это словом «эго», я просто знал, что это нечто фальшивое и сулящее неприятности. Например, поначалу я чувствовал, что могу выбирать, кого благословить, а кого нет. Но это не срабатывало, а только создавало неловкие ситуации. Я чувствовал себя очень огорченным и подавленным этими ситуациями, я воспринимал их как свои личные неудачи. Боль от этих провалов была гораздо сильнее, чем любая боль, которую я испытывал до того. Это были очень тяжелые и болезненные уроки – как будто Бог попросту бил меня по рукам.

В ходе этого процесса внутреннего взросления я не читал книг. Хотя я и покупал какие-то книги, но читать их не мог. Одна из книг была, например, о руническом письме, и я просто не понимал, о чем это в ней говорится. Другая книга представляла собой спор священника с философом, и я подумал: «Они говорят не о Боге, а Бог знает о чем». Подобные дискуссии казались мне чем-то очень странным. Я чувствовал Бога, и это чувство было очень живым, а вибрации и чувства, исходившие от слов этой книги, ощущались как нечто очень тяжеловесное. Мне было совершенно непонятно, кому вообще нужны подобные философские домыслы. Смогу ли я разобраться во всем этом? Сама мысль о том, чтобы попытаться вникать в это, казалась невыносимой.

Однажды я зашел в магазин духовной литературы в центре Лондона. Меня очень привлекла фотография шри Раманы Махарши на обложке одной из книг. Его лицо излучало тепло и свет, которые тут же проникли в мое сердце. Однако когда я открыл эту книгу, моей реакцией было: «Ох! Что это такое?!» Его слова ощущались как нечто очень интеллектуальное и сумбурное, и я даже подумал, что кто-то в типографии по ошибке поместил на обложку не ту фотографию. От фотографии веяло глубокой безмятежностью, тишиной и покоем, но краткие инструкции по самоисследованию, содержавшиеся в книге, совершенно в тот момент мной не воспринимались.

Поэтому я закрыл книгу Раманы Махарши и отложил ее. Вместо нее в том же магазине я купил другую книгу, озаглавленную «Евангелие от Шри Рамакришны». Она сразу тронула меня. И хотя я вырос в христианской традиции, мудрость индуистского святого Шри Рамакришны, преданного устрашающей богине Кали, была столь универсальной, что она тут же покорила мое сердце. В то время я был новичком в духовности – я ничего не знал о гуру, о духовных путях или о медитации, никогда не слышал о самоисследовании или Адвайте. Но слова Рамакришны глубоко отзывались в моем существе, они дарили мне волшебные и нежные чувства. Эти слова появились в моей жизни как раз в нужное время – ведь я тогда искал что-нибудь такое, что помогло бы мне лучше понять те переживания, через которые я проходил в те дни.

Позже я узнал, что Рамакришна был не только великим преданным Кали – святым бхакти – но и с точки зрения пути недвойственной джняны (пути чистого самопознания) являлся абсолютно освобожденным мудрецом.

Всё это происходило само собой, и что-то внутри меня просто доверилось этому процессу. Что-то дотронулось до моего сердца и проникло настолько глубоко, что я точно знал – это совсем не какое-то повседневное событие. Это была сила, и я просто жил в ее вибрации. Да и разве можно было иначе! Я был преисполнен покоя. Чувство любви, подобно тонкому электрическому потоку, текло через всё мое тело, но это чувство было очень умиротворяющим. При этом я совсем не хотел спать. Всё, что я хотел, – это постоянно пребывать в этом чувстве.