Пространство (сборник)
Шрифт:
Седая на щеках моих щетина,
Что пуговица кое-как пришита
И обмахрились рукава пальто.
Я ж про себя отмечу, что запали
Глаза твои, что неказиста шляпка
С тряпичной маргариткой и что зонтик
Давно пора отдать бы починить.
Простимся. И когда в толпе исчезнешь,
Мне вслед тебе захочется вдруг крикнуть,
Что разошлись, ей-богу же, напрасно
С тобой мы тридцать лет тому назад.
1963
НЕУДАЧИ
Не
Кому это интересно?
Когда их слишком много, это даже стыдно.
Сегодня удивительно неудачный день.
Видно, что-то случилось с машиной,
Отмеривающей неудачи.
Что-то сломалось.
Они посыпались на меня так, как не сыпались никогда.
— Вам завернуть? — спрашивает меня продавщица.
— Да,— отвечаю я,— да. Пожалуйста. Будьте добры! —
И горло мне что-то сдавливает.
Я выхожу на улицу. Осень.
«Вот уж, как говорится, не повезёт,
Так действительно не повезёт! — думаю я.—
А всё же надо бы кому-то рассказать.
Не жаловаться, нет!
А просто так, снять трубку и кому-то сказать:
Знаете, а мне что-то всё не везёт.
Да, что-то все не везёт и не везёт. Не везёт, и только!
Просто — до смешного».
Осень.
Иду, отражаясь в мокрой мостовой
Каким-то коротконогим,
Опрокинутым головою вниз.
«Фу, ты чёрт,— думаю я,— вот, право...»
Батон под мышкой размок. Поднимаюсь по лестнице.
Открываю дверь английским ключом.
В моей комнате никого нет. Она холодная, пустая...
«Это осень, Таня.
Да, осень. И невезенье».
1963
МУЗЫКА
Стихия музыки — могучая стихия.
Она чем непонятней, тем сильней.
Глаза мои, бездонные, сухие,
Слезами наполняются при ней.
Она и не видна и невесома,
И мы её в крови своей несём.
Мелодии всемирная истома,
Как соль в воде, растворена во всём,
Покинув помещенья нежилые,
Вселившись в дом высокий, как вокзал,
Все духи музыки — и добрые и злые —
Безумствуют, переполняя зал.
Сурова нитка музыкальной пьесы —
Верблюд, идущий сквозь ушко иглы!
Все бесы музыки, все игровые бесы,
Играючи, хотят моей игры.
Есть в музыке бездумное начало,
Призыв к свободе от земных оков.
Она не зря лукаво обольщала
Людей на протяжении веков.
И женщины от музыки
В поля бежали, руки заломив,
Лишь только на отверстия свирели
Орфей клал пальцы, заводя мотив.
Но и сейчас, когда оркестр играет
Свою неимоверную игру,
Как нож с берёзы, он с людей сдирает
Рассудочности твёрдую кору.
1962
В БУМАЖНОМ ОТДЕЛЕ ГУМА
Под потолок бумаги писчей
Пласты, пласты,—
тут на века! —
Готовы стать духовной пищей.
Для вёрстки. Для черновика.
Рулоны ватманской бумаги.
Когда б один такой рулон
Скатился,
то в универмаге
Он страшный бы нанёс урон.
Бери квадрат бумаги белой.
Размер — не меньше простыни!
Расчёты по хозяйству делай
Или трагедию начни!
...На небоскрёб бумаги глянув,
Меж глянцевитых стен зажат,
Я ахнул: миллион романов
И тыщи повестей лежат.
Здесь всё для умственного пира,
Тюки с бумагою валя,
Тут продавщицы ждут Шекспира,
Толстого, Ибсена, Золя.
Блокноты в клетку и без клеток
Лежат навалом у стены:
Для изречений, для заметок
Они, видать, припасены!
А рядом общие тетради.
Они стоят обрез в обрез.
О многотысячные рати
И с переплётами и без!
...Стою, задумчиво листая:
Для туши. Для карандаша.
А вот,— я щупаю,— простая,
Для исповеди хороша...
1961
ВЕЩИ
Я глубоко уверен в том, что вещи.
Красноречивей всяческих речей...
Вот колокол. Он собирал на вече
Лудильщиков, кожевников, ткачей.
Вот горн. Им якобинцы возвестили,
Что кончилась на свете эра зла...
Вот кочерга, которой в Освенциме
Помешивалась белая зола...
1965
АДАМ
Ленивым взглядом обозрев округу,
Он в самый первый день траву примял,
И лёг в тени смоковницы
и, руку
Заведши за голову,
задремал.
Он сладко спал. Он спал невозмутимо
Под тишиной эдемской синевы.
...Во сне он видел печи Освенцима