Пространство сна
Шрифт:
– Тимофей Семенович, это вас…
В его голосе Ирина услышала тревожные ноты.
– Я, по-моему, русским языком сказал, – неприятно улыбаясь, муж повернулся к охраннику, – что я буду разговаривать только с Герасименко. Или вы не понимаете по-русски?
– Это из дома, Тимофей Семенович, – голос охранника дрожал, – у них там проблемы: пропала Надин…
Хорошо, что это был вечер субботний, а Тимофей – не только богатым человеком, но и сенатором, и на номере его машины вместо региона красовался бело-сине-красный флажок. Машину охраны задержали на первом же посту ГАИ и, хотя у них был
Александр, старший сегодняшней смены охраны, страшно ругался на переднем сиденьи, кричал, что позвонить мог кто угодно, что это может быть просто подстава, что нельзя отрываться от второй машины, но скорость водителю снижать не позволял, только держал руку в кармане наготове.
Все обошлось. Они не перевернулись на повороте, в них не стреляли из кустов и не перегораживали им дорогу тяжелой фурой. И даже Серенька оказался накормлен и уложен спать. Отличился Гриша, которому помогла одна из горничных.
– Я хотел и с машинкой поиграть, как доктор велел, – прогудел он. – Да только я у него ее отнимаю, а он вцепился, не отдает, я и пожалел, не стал…
Новая «няня» получил от Тимофея премиальные, от Ирины – поцелуй в щеку и ушел спать, а родители, заглянув в детскую, отправились в гостиную – придти в себя после бешеной гонки.
– Я ее убью, – сказал Тимофей, налив себе и жене по рюмке ликера и подойдя к ней, сидящей с ногами в мягком кресле. – Завтра же найду и убью. И наплевать мне на всех ее родственников.
– Она не заметит, – усмехнулась Замковская.
– Правда? А я ведь тебе не поверил с утра, мне она показалась абсолютно нормальным человеком.
– Может быть, она и есть сейчас нормальный человек, только другой, нам с тобой непривычный.
Тимофей с сомнением покачал головой.
– Не знаю, не знаю… Понятно только, что теперь придется искать другую няню, я ей больше Сереньку доверить не смогу.
– Не надо, не ищи, – вдруг сказала Ирина. – Я хочу попробовать сама.
15
Прошло две или три недели. Зима победила: как-то ночью снег форсировал реку и не закрепился на плацдарме, как полагается по всем учебникам тактики, а сразу захватил всю территорию. Наступило то блаженное время, которое бывает только два раза в году, когда Бог на несколько дней отвращает свой гнев, проявляет милость и покрывает всю ту гадость, что мы творим на этой земле, в начале зимы снегом, а весной – веселыми зелеными листьями и травой.
И много всякого важного и не очень произошло за эти дни. Сумасшедшая Маша где-то раздобыла новую телогрейку и теперь страшно форсила в новом наряде. У Алексея Михайловича появился неожиданный пациент – двадцатичетырехлетний Аркадий. Он был децепешником, то есть страдал детским церебральным параличом и мог самостоятельно управлять только одним пальцем левой руки. Аркаша оказался хорошим парнем, голова работала замечательно, и своим единственным послушным пальцем он умудрялся лихо разбираться с компьютером. Несмотря на то, что отделение называлось детским, Зуев больного взял и начал активно с ним заниматься.
Ваня, сын Лаврухи, продолжал всех расстреливать из своего водяного пистолета, но ничего не произошло, и говорить он так и не начал.
Сам Лавруха чуть не погиб. В очередной раз напившись до свиней, он заснул там, где стоял, – на тротуаре, и точно замерз бы, если бы не Зуев. Доктор возвращался откуда-то поздно вечером и наткнулся на бесформенную кучу, в которой только наметанный глаз мог найти сходство с человеком.
Поскольку Алексей Михайлович понятия не имел, где точно живет Лавруха, ему пришлось тянуть здоровенного бугая по снегу почти триста метров до больницы. Зуев жил в маленьком одноэтажном домике на территории за главным корпусом. Он бы рад был оставить Лавруху на попечение санитарок, но точно знал, что у тех трех с половиной старух, которые дежурили сегодня ночью, времени и так нет, и значит, выхаживать «пейзана» будут за счет кого-то из реальных больных. Лавруха дышал ровно, видно, не успел еще промерзнуть, никаких видимых признаков травм у него не было, и Зуев просто бросил его спать в коридоре. Наутро «пейзан» пропал вместе с новой зимней курткой Алексея Михайловича.
«Неговорящая» Лиля тоже так и не заговорила пока. Она подружилась с рыжеволосой куклой Гертрудой, общалась с ней как-то по-своему, но ни единого звука так и не издала.
– Объясните мне, пожалуйста, ваш метод, – попросила как-то Замковская Алексея Михайловичем, – как вы собираетесь заставить говорить Лилечку и этого придурка?
– Ирина Николаевна, – Зуев болезненно поморщился. – Я понимаю, когда вы интересуетесь тем, что мы пытаемся сделать с вашим сыном, было бы странно, если бы было не так. Но чем объяснить ваши вопросы про других детей, которые для вас – «придурки»?
– Извините, Алексей Михайлович, – Замковская даже покраснела. – Я не хотела никого обидеть, но он тут носится, всем мешает. Не знаю, как вы его терпите.
– Я, по-моему, как-то говорил вам, – Зуев пожевал губу, – что у них у обоих одна и та же проблема – они не позволяют себе говорить. Что-то удерживает их во внутреннем страхе, какая-то стена, и эту стену нужно взорвать, разрушить. Нам нужно создать ситуацию эмоционального стресса, чтобы стена не выдержала.
– В теории понятно, – кивнула Ирина, – но на практике – не очень… При чем тут куклы?
Они сидели в кабинете Зуева, Гриша подпирал косяк несуществующей двери, а в «большом» зале педагоги учили детей ритмично бить в бубен. Каждый малыш отбивал свою часть музыкальной фразы, а затем должен был передать инструмент дальше. С музыкой было все более-менее в порядке, а вот с передачей получалось не у всех.
– На практике… – усмехнулся Зуев. – Ну ладно, когда Лиля еще больше прикипит к Гертруде, мы уберем куклу из комнаты.
– Но это жестоко.
– Молодец, – устало сказал Алексей Михайлович, – вы прекрасно разбираетесь в детской психологии. Ей будет больно, и есть шанс, что этот шок, боль сломают стену и она закричит, заплачет.
– А если не закричит? – тихо спросила Замковская.
– Значит, мы будем выстраивать новую ситуацию, погружать ее в какую-то другую среду, а потом опять сломаем все.
– А пистолет? Вы его тоже отнимете у… у мальчика?
Ирина так и не смогла вспомнить его имя.
– Нет, – Зуев невесело усмехнулся, – мы пробовали, Ваня просто замыкается и садится в уголке.
– Тогда зачем пистолет?
– Просто это единственный предмет, который его как-то привлекает. Вот Лиля сразу пошла к куклам, а Ване мы это занятие подыскивали полтора месяца, и теперь надо придумать, как использовать эту игру.